Ян Неруда - Стихотворения. Рассказы Малостранские повести Очерки и статьи

Шум и гомон на деревне. Это полька в сани села,
Вороные кони в пене, сбруя в лентах закипела,
Вкруг нее и плеск и радость, как ручьи весною ранней,
Смех, и пляска, и веселье, и народа ликованье.
Села в сани — стройность в стане, в дальний город ехать хочет.
«Добрый путь! Счастливой встречи!» — ей вослед струится эхо.
Пусть увидят горожане, что деревня им прислала:
«Руки в боки, ноги в скоке, пусть их вскружит вихорь бала!»
Это только — едет полька!

Снег сверкает, бич мелькает, — вот так скорость, вот так скачка!
Свист летит из-под полозьев, где она — лесная спячка?
Камни под гору скатились вниз тропинкою кривою,
И гора, плечо поднявши, в такт качает головою.
Вот какая это полька! Есть ли в мире лучше танец,
Чтоб глаза зажег о звезды, чтобы с роз сорвал румянец?
У нее в крови веселье и горит и не сгорает,
И задор неугомонный каждой жилкою играет,
Это только — мчится полька!

Поздно вечером вкатили кони в пригород с разлета.
О, как грустно здесь под вечер: глухо замкнуты ворота.
Нет на улице ни тени, в переулках нет ни звука,
Серым саваном тумана город весь покрыла скука.
Полька спрыгнула на землю: «Что ж хозяин не встречает?
И дверей гостеприимных мне никто не открывает?»
Подошла к закрытым ставням, постучала в бревна сруба.
«Принесло еще кого там?» — изнутри ей голос грубо.
Это только — едет полька!

«Эй, жена! У двери полька! Привечай ее под кровом,
Нужно эту гостью встретить ясным взглядом, добрым словом.
Мы с тобой молодожены, мы не любим тихой грусти,
В наших стенах дышат дудки, в потолке играют гусли,
Печь гудит у нас фаготом, двери звонки, словно скрипки,
Принимая эту гостью, мы не сделаем ошибки,
Обеги, жена, скорее околоток весь соседний,
Созывая без разбору всех — богатый или бедный,
Молви только:
«В доме — полька!»

Все сошлись. Бедняк склонился, и вослед его поклону
Снял богач пред нею шляпу и король свою корону.
В круг пошли княгиня с князем, подхватив мотив горячий,
Тоник с Анежкой танцует, Йозефик кружится с Качей.
Гей, смелее! Гей, быстрее! Все в движенье, все танцует.
Это явь или виденье? Печка скачет, ног не чует!
Стены пляшут, двери машут, семенят скамеек ножки.
Бревна стен качает танец; на загнетке пляшут плошки.
Это только — вьется полька!

Входит в Прагу молодой бродяжка,
Еле тянет ноги, дышит тяжко.
Он совсем уж выбился из сил.
Вот дошел до моста и застыл…
Посмотрел на статую святого,
Что стоит степенно и сурово,
И сказал, досадой обуян:
«Хорошо тебе, святейший Ян! {29}
В славе ты стоишь неколебимо,
И народ с поклоном ходит мимо.
А чуть вечер — для тебя, безгрешный,
Зажигают фонари поспешно,
Ну, а я — один, как пес бездомный,
Целый день брожу до ночи темной,
И не чую под собою ног,
И устал смертельно, и продрог.
Камень — он повсюду ранит ноги:
И на улице и на дороге!
Где ж ночлег сегодня я достану?
Где смогу хоть на часок прилечь?
Хорошо тебе, святому Яну!»
Но святой в ответ на эту речь
Произносит с горькою обидой:
«Дорогой мой, лучше не завидуй.
Только с виду может показаться,
Что уютен этот пьедестал.
А когда бы ты со мною стал,
Ты бы сам не знал, куда деваться!
Если б ты увидел, глядя вниз,
Как на речке, бойки и румяны,
Неумолчный поднимая визг,
Возятся девчонки с Малой Страны,
Отжимая с шутками свое
Свежевыстиранное белье,
И над блеском голубой волны
Их колени белые видны,
И задорный хохот раздается!
А когда иная чуть нагнется,
Чтоб еще разок ополоснуть,
Из корсажа выпирает грудь!..
Нет, мой милый, я скажу по чести:
Черт пускай стоит на этом месте!»

В очках и с палкой суковатой
Бреду, как будто и не видя
Того, что вкруг меня творится,
Как будто на весну в обиде.

Такую же весну я вспомнил,
И сорок лет назад так было,
Цвели деревья, пели птицы,
И солнце ласково светило.

И нынче также в хороводе,
То шумным кругом, то попарно,
Под пенье новой звонкой песни,
Танцуют девушки и парни.

Ах, все на свете неизменно
Идет своим обычным ходом,
А старики, мы все дряхлеем
И все умнеем с каждым годом.