Алеко Константинов - Избранное

— Эта штука, наверно, мешает вам? — сказал он, показывая глазами на перекидные сумки.

— О, нисколько. Пожалуйста, не беспокойтесь, — ответил Иречек.

— Да нет, нет. Мешает, я знаю. Дайте-ка я возьму в ту комнату.

И он протянул руку, чтобы взять сумки, но хозяева оказали любезное сопротивление.

— Я вовсе и не боюсь, нет, а так, думаю…

Хозяйка увела бай Ганю в гостиную, затворила за собой дверь, чтобы в кабинете не было слышно шума, и принялась занимать гостя: стала показывать ему альбомы, картины, положила перед ним целую кучу всяких иллюстрированных журналов. Но мысли бай Ганю были заняты совсем другим, и на все ее любезные старания он с притворным равнодушием отвечал:

— Не надо, благодарю. Смотрите сами. Я столько этих картин да портретов перевидал! Вы не глядите, что я молодой.

Взглянув с нетерпением на свои огромные серебряные часы, он завел чрезвычайно интересный и своевременный разговор.

— Очень мне любопытно изучить европейские порядки. Вот, скажем, сейчас: у нас как полдень — так садятся обедать. А у вас, видно, по-другому? Вы когда обедаете, к примеру?

— Мы обедаем обычно в пять, но сегодня можно пообедать раньше. Извините, я вас на минутку покину, — ответила хозяйка и вышла.

Оставшись один в гостиной, бай Ганю стал рассеянно глазеть на картины, время от времени сплевывая на ковер (не то чтоб от голода, а все-таки!), растирая плевок сапогом и прислушиваясь к малейшему шуму в кабинете. Вдруг он услыхал, как Иречек встал со стула, сделал несколько шагов и остановился. «Дурак я дурак, и чего я не перенес сумки в эту комнату!» Бай Ганю еле сидел на месте. В конце концов он не выдержал, встал, тихонько подошел по ковру к двери кабинета, приложил ухо к замочной скважине и стал слушать; но услыхал только свое собственное учащенное дыхание да стук крови в ушах. Однако и тут не успокоился; ничего не видя сквозь замочную скважину, он нерешительно нажал ручку, открыл дверь и просунул голову в кабинет: Иречек сидел на корточках возле его сумок — перед одним из книжных шкафов. Бай Ганю осклабился.

— Хи-хи-хи, работаете, значит? Хи-хи-хи! А я думаю: дай загляну. Ничего, ничего — работайте себе. Я затворю.

Иречек поглядел на него с удивлением, не понимая, чем вызвано это странное любопытство.

Обед подан. Пошли в столовую, сели за стол. Родители Иречека, сестра его, бай Ганю и сам Иречек. Перед едой бай Ганю стал креститься. Крестится, а сам улыбается, стараясь показать хозяевам, что он тоже не лыком шит и не больно верит, а все — спокойнее (с чертом ладишь, так и господу богу покади — на всякий пожарный случай).

— Я леберал, к леберальной партии принадлежу {19} 19 Я леберал, к леберальной партии принадлежу… — После освобождения Болгарии в стране оформились две партии — либеральная, поддерживавшая буржуазно-демократические принципы правления, которые нашли свое выражение в Тырновской конституции, и консервативная, в которую входили сторонники монархии, противники каких бы то ни было демократических нововведений. , — пояснил он. — А нет-нет — другой раз и перекрещусь. Вреда тут нету: все под богом ходим… Это что, суп? Ага, суп я люблю. Похлебка — еда турецкая. У нас нынче тоже все больше суп едят. Ах, пардон, виноват, я вам скатерку облил. Це-це-це… Ах, чтоб ее!..

В порывистом стремлении выказать себя человеком цивилизованным, бай Ганю не сумел принять как следует из рук хозяйки тарелку, пролил порядочное количество супа на стол, но тотчас собрал ложкой часть пролитого обратно в тарелку, — да так проворно, что ему не успели помешать. Хозяйка не хотела позволить ему есть этот суп, но он деликатно заслонил тарелку обеими руками, не давая ее переменить.

— У меня в сумке перец, — вдруг сообщил он.

Ему до смерти хотелось натереть стручок, так как суп, на его вкус, был слишком пресный; но прямо пойти и достать он стеснялся, боясь, как бы его не сочли неотесанным, и потому решил сперва позондировать почву.

— Вот как? У вас есть перец? — откликнулся Иречек.

— Как не быть. Всегда беру с собой перец. Знаете, «Болгария, мать родная» {20} 20 «Болгария, мать родная» — начальные слова популярной болгарской песни. не может без остренького, — ответил бай Ганю иронически и уже без колебаний выскочил из-за стола, побежал в кабинет, притащил свои сумки, присел около них на корточки, спиной к хозяевам, и выложил на стол два стручка.

— Двух хватит на пятерых. Страшно злые, — объявил он, кидая полстручка с семечками к себе в тарелку и любезно предлагая хозяевам остальное. — Вот прошу: натрите — хе-хе-хе — по-болгарски! Нет, нет, вы натрите, послушайтесь меня — увидите, что получится. Ну как хотите, насильно мил не будешь. Поглядите, как я себе натру, — увидите, что такое настоящий суп.