Алеко Константинов - Избранное

Что касается изящных искусств, то теперь нам уже бояться нечего, не осрамимся; это раньше дела наши были плохи! Каких только художников не наплодило Рисовальное училище! Но при всем том имеет смысл скопировать некоторые художественные образы, разбросанные там и сям по нашему отечеству. Я советую уважаемой комиссии посетить, например, монастырь Святого Краля над селом Горна-Баня на Люлин-Планине и осмотреть иконы в церкви. Особое внимание обращает на себя «Избиение сорока тысяч отроков». Некоторые безбожники утверждают, что матери убитых отроков изображены на этой картине в самых модных нарядах с пышными турнюрами, а сами убиенные младенцы походят на пирожные с кремом. Но кто станет считаться с мнением безбожников! Они уверяют даже, что святой дух, нарисованный посреди плафона, сильно смахивает на металлический кувшин… Суесловие! (Напоминаю, что это лишь наши скромные советы; комиссия вольна, разумеется, сама сделать выбор. Очень возможно, что она отдаст предпочтение картине, на которой изображен некий достойнейший муж с лошадиной головой. Эта картина украшает, если не ошибаемся, церковь Кремиковского монастыря. Легенда говорит, что сей муж, необычайной красоты, подвергался преследованиям агарян, и господь, дабы спасти его, снабдил его лошадиной головой. Правда это или нет, кто знает.) Кстати, не забыть бы скульптуру. Главное, не обойти вниманием творение господина Шаца: «Бюст Ивана Вазова, созданный по случаю его двадцатипятилетнего юбилея». Шедевр этот замечателен тем, что в Болгарии он может сойти за бюст господина Вазова, в Германии — за бюст Каприви {127} 127 Каприви — германский канцлер, преемник Бисмарка. , в Италии — за бюст короля Умберто, а в антропологическом музее Мантегаца и Ломброзо — за бюст знаменитого разбойника Ринальдо Ринальдини {128} 128 Ринальдо Ринальдини — герой романа Х.-А. Вульпиуса (1763—1827), знаменитый итальянский разбойник. . Просто не верится, что скульптура достигла такого совершенства!

А вот с музыкой дело будет потруднее. Но ничего, пораскинем мозгами и в конце концов остановим свой выбор на музыкантах, которые услаждают слух и веселят сердца коренных софиянцев. Возникает, однако, опасение, что европейская пресса затеет спор относительно национальности этих музыкантов; начнут нас укорять, что мы кичимся цыганами. Послать же какого-нибудь нищего с гадулкой не годится: концертные залы на Всемирной выставке будут большие, и гадулка едва ли сможет произвести фурор. Трудное положение, леший его возьми, но что поделаешь, нужно же найти какой-то выход.

Но нет сомнения, что с самым большим затруднением комиссия столкнется при подготовке отдела «Болгарское кулинарное искусство». Болгарская кухня — вот вопрос. That is the question, — сказал бы Шекспир. Стоит попытаться составить список болгарских кушаний, но подлинно болгарских, а не заимствованных и присвоенных. Начинаю: тюря, лютеница, тыквенник… Создателю всеблагий, помоги мне! Нет, нет, серьезно, есть еще что-нибудь? Повара и поварихи, филологи и собиратели образцов народного творчества, спасайте честь Болгарии!..

Болгария, мать наша родная, в каком нарядном мундире тебя представят на Всемирной выставке в Париже, и сможет ли там твое чадо узнать тебя, о моя простенькая, и бедненькая, и хитренькая, и умненькая, и набожная, и безбожная, и измученная, и запуганная, — но и храбрая Болгария…

София, 5 апреля 1897 г.

Перевод К. Бучинской.

— С этим твоим упрямством ты еще долго будешь ходить в дураках…

— Да о каком упрямстве ты говоришь, дядюшка?

— Как о каком, сынок! Неужто сам не сознаешь, в каком ты положении? Твое ли это дело — наводить в мире порядок? Возьмись за ум, выбрось блажь из головы и живи, как все люди живут. Посмотри на своих сверстников: у каждого и теплое местечко, и деньжата накоплены, и дома построены, а у тебя! На что это похоже — ни кола, ни двора, ни плошки, ни поварешки. Гляди, какую бородищу отрастил, а все себя за малолетнего считаешь. Время, оно, сынок, не ждет; когда ж ты будешь зарабатывать, хозяйством обзаведешься. Политикой не прокормишься…

— Скрипкой, дядюшка, тоже не прокормишься… Однако, без музыки нельзя.

— Ты все со своими шуточками — вот и сидишь на бобах. А я-то стараюсь сделать из него человека…

— Сделай, дядюшка, сделай поскорее.

— Хватит тебе паясничать, я тебе серьезно говорю. Послушай, парень, опомнись, пока время есть. Потом пожалеешь, да только поздно будет. Ты что думаешь? Что ты шибко умный? Взялся людей учить. Ты бы сам научился жить.