Мартин Кукучин - Дом под горой

Радость возвращения сменилась горем.

«Ах, жизнь, до чего же ты жестока! — размышляет Нико. — Не успокоишься, пока не обратишь смех в слезы. Слезы — вот твой ежедневный напиток, в них ты черпаешь силу, которой давишь нас…» А еще сердился Нико, зачем вообще вызывали Дорицу. Могла ведь ничего не знать, все равно ее присутствие ничего не изменит, не поправит…

Шьора Анзуля увидела их с террасы и вышла встретить к воротам. Одного взгляда было ей достаточно, чтоб понять: Дорица уже все знает. Сильным руками сняла она девушку с седла, с материнской лаской прижала к груди. Жгучая боль бушевала в ее сердце. Не так представляла она себе возвращение этой девочки. С улыбкой счастья, румяную, усыпанную цветами…

Дорица в ее объятиях на секунду забыла свое горе. Развеялись мрачные предчувствия, но лишь на секунду. Едва оторвавшись от груди Анзули, она попросилась домой.

— Не удивляюсь, девочка, что тебя туда тянет, — одобрительно сказала Анзуля. — Пойдем вместе, а ты, Нико, бери книгу записей и ступай к делу.

Легче стало Нико, когда он явился на задний двор и окунулся в лихорадочные работы.

До вечера много было у Нико хлопот возле прессов и в подвалах. Отгремел основной поток сбора, многие крестьяне управились уже и на своих наделах, а у Дубчича оставался еще не собранным виноград на собственных его землях. Он умышленно оставил его напоследок: теперь можно работать не торопясь, да и виноград лучше созрел. Стало быть, и сегодня дел у него по горло, а ему кажется, что их не так уж и много, если сравнить с предыдущими днями.

Анзуля пришла домой только вечером, но и дома никак не стряхнуть ей с себя тяжелых впечатлений. Стоит у нее перед глазами бедный Илия, весь красный, даже с какой-то синевой, дышит часто, словно задыхается. Илия на глазах сникает, слабеет телом и душой. Что ни день, гаснет еще один огонек в его рассудке или чувствах… Одно за другим опадает то, что украшает душу, и остается пустая обнаженность плоти. Такими бывают деревья, оголенные после того, как снимут с них плоды и мороз опалит их листья, а ветер сорвет их и сметет в кучу где-нибудь в углу сада.

— Бедный Илия! — заговорила Анзуля, когда Мандина убрала со стола после ужина. — Много ему понадобится сил, чтоб выкарабкаться. Жалко Бонину с детьми — останутся без защиты, в полном смысле слова сиротами.

Нико согласился с матерью, нахмурился.

— Во многом можно упрекать Илию, — продолжала Анзуля, — а пуще всего в том, что нерадивым был. Жил сегодняшним днем, беззаботно смотрел в будущее, полагаясь на судьбу. «Будет, как бог даст», — говорит наш тежак: Илия тоже так говаривал и поступал соответственно. Если б не это, была бы сейчас его семья совсем в другом положении. Сколько людей поднялось на голом месте, добилось благосостояния! А впрочем, есть ли на свете хоть один человек, которого не в чем было бы упрекнуть?

— А его честность! — вскричал Нико. — Его доброе сердце!

— Да, благородный был человек, это всякий признает. Занимал видную должность и исполнял ее с достоинством. Теперь опустеет его место. Все почувствуют пустоту после него, и прежде всего несчастная семья. А ведь жаль, славная семья! Дружно живут, в ладу и любви. Дети все удачные, богато одаренные. Будь у этой семьи руководитель, вошла бы в силу, могла бы стать самой уважаемой в нашем городе. Но похоже, что суждено этому семейству прийти в упадок, а то и вовсе распасться; рассеются во все стороны…

— Но доктор еще не теряет надежды, — возразил Нико. — Он обещает благоприятный поворот, если не наступит что-нибудь непредвиденное.

— В том-то и дело. Слишком уж он напирает на это самое «непредвиденное». Значит, он что-то предвидит, чего-то опасается, только говорить не хочет.

— Ну, мне-то он бы доверился. Наш доктор далеко не герой, особенно у постели больного. Легко пугается, а главное — осторожен и блюдет свою репутацию.

— И то верно. Может, мы зря боимся того, что еще не наступило, а даст бог, и не наступит.

После ужина Нико пошел к Зорковичам. Никогда еще путь этот не казался ему таким тяжелым. Не может Нико избавиться от тягостного, мрачного ощущения, будто он виноват… Не он один чувствует свою вину, укор звучал и в словах матери, она тоже видит его вину, только показывать не хочет. Чувство вины давит его уже сейчас, когда еще не случилось непоправимое, так что же будет после, если оправдаются их опасения и отец семейства умрет?