Шмуэль-Йосеф Агнон - Путник, зашедший переночевать

И поскольку я дорожу хорошими мгновениями, я достаю из карманы часы, чтобы зафиксировать тот час и минуту, когда она это сказала. Я достаю часы и смотрю на них.

«Почему вы смотрите на часы?» — спрашивает Рахель.

«Потому что уже полночь, — говорю я. — И что ты об этом думаешь?»

Она посмотрела на меня и ответила: «Я ни о чем не думаю».

Я сказал: «А хочешь, я скажу тебе, о чем ты думаешь?»

Она возразила: «Но я ни о чем не думаю!»

«Ты думаешь о маленькой Рухаме!» — сказал я.

«Кто это — маленькая Рухама?»

«Разве я не рассказывал тебе только что о ней?» — сказал я.

«Разве ее не зовут Яэль Хайют?» — спросила Рахель.

«Яэль Хайют сама по себе, а Рухама сама по себе, — вздохнул я. — Это та маленькая Рухама, которая похожа на солнечный луч, прорывающийся сквозь облака. Боже, как они забывчивы, эти девушки!»

Я вошел в свою комнату и зажег свечу. Потом посмотрел в зеркало — не слишком ли у меня печальное лицо? Нет, я не выглядел печальным. Напротив, я был, скорее, весел. Если не верите, спросите зеркало. Зеркало, ведь правда ты видело, как я смеюсь?!

И тут я услышал постукивание деревянной ноги. «Это Даниэль Бах, наш сосед, возвращается к себе, — подумал я. — Может, открыть окно и спросить, что пишет его отец из Страны Израиля?»

Но какая-то леность, вдруг разлившаяся во всем моем теле, помешала мне, и я не открыл окно и не спросил его о ребе Шломо, а вместо этого лег на кровать, потушил свечу и растянулся во весь рост. И сон тут же навалился на меня и мигом сомкнул мои вежды.

Вчера я радовался, как будто мне принадлежал весь мир, а сегодня грущу, словно утратил все надежды. Что же случилось? Я хотел войти в Дом учения и не нашел ключа. Я решил, что забыл его в гостинице, когда надевал пальто. Вернулся в гостиницу, но там его не оказалось. Я решил, что потерял его по дороге. Вернулся по своим следам и тоже не нашел. Опять подошел к Дому учения и встал перед запертой дверью. Семижды семь мыслей мгновенно пронеслись в моей голове, и одна из них была такой: «Вот стоит Дом учения, а вот я стою перед ним снаружи, потому что потерял ключ и не могу войти. Что в таком случае делает человек, если все-таки хочет войти? Взламывает дверь и входит».

Увы, дверь оказалась сильней меня. Как я ни пытался, мне не удалось ее взломать. Отцы наши строили свои синагоги и религиозные школы с прочными стенами, дверьми и замками, чтобы войти в Дом учения могли только те, кто располагал ключом от него.

Жильцы гостиницы заметили, что я огорчен, но промолчали. Вот она, людская поддержка, — не более чем вздох, да и этим вздохом человек должен помочь себе сам.

Кстати, о жильцах: насколько я вижу, хозяевам гостиницы нечего жаловаться. Вот уже несколько дней, как гостиница полна, а вместо того вызванного в суд старика, на котором хозяева не зарабатывали ни гроша, живет теперь молодой парень, который много ест и много пьет, доставляя удовольствие и себе, и владельцам заведения. Садит этот парень с рюмкой водки и шутит с Бабчи, называя ее Бабеттой.

«Ну, какой же конец будет у этой истории, Бабетта?» — спрашивает он.

«Какой истории?» — удивляется Бабчи.

«А той, которой никогда и не было», — отвечает он.

Бабчи хохочет так громко, что даже бедра ее трясутся.

«А кто заплатит музыкантам?» — спрашивает она.

«Такое дело не требует музыкантов», — отвечает он.

Бабчи смеется, хлопает его по рукам и выдыхает дым сигареты из своего рта прямо ему в губы.

«С таким же успехом ты могла меня просто поцеловать в губы», — говорит парень.

«В губы нет, — отвечает Бабчи, — только в усы».

«Как жаль, что я не отрастил усы», — смеется парень.

«Тогда подожди, пока они отрастут до пяток», — говорит Бабчи.

Парень опять смеется.

«Этот господин только и умеет, что смеяться», хохочет Бабчи, уперев руки в бока.

Ее мать кричит ей из кухни: «Бабчи, Бабчи, принеси мне соль!»

«Может, тебе еще конфеты принести?» — откликается Бабчи.

Долек поворачивается к парню: «Сыграем в картишки?»

«Чего это вдруг?» — говорит Бабчи.

«А что нам осталось, кроме карт? — отвечает Долек. — Нам карты, а тебе парни».

«Если ты имеешь в виду этого господина, — говорит Бабчи, — то не мешает тебе знать, что у него уж есть жена и дети».

Но тут появляется Лолек, замечает печально сидящую в углу Рахель и говорит: «Слышали, слух идет по городу, что Йерухам…»

Не успевает он закончить, как лицо Рахели бледнеет и она шепчет: «Говори…»