Возле нее тихонько тикали маленькие дорожные часики, потом, вспыхнув россыпью искр, разломилось надвое горящее полено. Вся затихшая в раздумье комната, казалось, молча ждала вместе с Арчером.
— Да, — прошептала наконец госпожа Оленская, — то же самое говорят мне мои родственники.
Он слегка поморщился.
— Вполне естественно…
— Наши с вами родственники, — поправилась она, и Арчер покраснел. — Вы ведь скоро станете моим кузеном, — мягко добавила она.
— Надеюсь.
— И вы разделяете их мнение?
Вместо ответа он встал, прошелся по комнате, вперил невидящий взгляд в одну из картин, висящих на красном камчатном полотне, и нерешительно возвратился к графине. Разве он мог сказать ей: «Да, если намеки вашего мужа справедливы или если вы не можете их опровергнуть»?
— Скажите искренне… — неожиданно проговорила она, видя, что он собирается что-то сказать.
Он посмотрел в огонь.
— Вполне искренне — что может возместить ущерб, который, вероятно — нет, несомненно, — причинят вам гнусные сплетни?
— Свобода — разве она не стоит того?
В эту минуту у него мелькнула мысль, что содержащееся в письме обвинение справедливо и что она надеется выйти замуж за соучастника своего греха. Как объяснить ей, что, если она и в самом деле строит такие планы, законы государства категорически это запрещают? Даже тень подозрения, что она могла об этом думать, вызвала у него досаду и неприязнь к ней.
— Но вы ведь и без того свободны как ветер, — возразил он. — Кто посмеет вас тронуть? Мистер Леттерблер сказал мне, что финансовый вопрос разрешен…
— Да, да, — безучастно подтвердила она.
— Так зачем же навлекать на себя бесконечные неприятности и страдания? Подумайте о газетах — как они низки! Все это глупо, ограниченно, несправедливо — но ведь общество нам не переделать.
— Нет, — согласилась она, но голос ее прозвучал так слабо и горько, что он вдруг устыдился своих жестоких мыслей.
— Личность в таких случаях почти всегда приносят в жертву так называемой общественной пользе; люди цепляются за любую условность, которая сохраняет семью и защищает интересы детей, если таковые имеются, — скороговоркой бормотал он, нагромождая друг на друга все избитые фразы, которые приходили ему на ум, и страстно желая прикрыть ими уродливую действительность, которую, казалось, обнажило ее молчание. Оттого, что она не хотела или не могла произнести то единственное слово, которое разрядило бы атмосферу, он старался не дать ей почувствовать, будто пытается проникнуть в ее тайну. Лучше осторожно скользить по поверхности в стиле старого Нью-Йорка, нежели рисковать открыть рану, которую он не в силах исцелить.
— Вы понимаете, что я обязан помочь вам увидеть эти обстоятельства в том свете, в каком видят их все, кто вас нежно любит: Минготты, Велланды, ван дер Лайдены, все ваши друзья и родные. Было бы нечестно, если б я не объяснил вам, как они судят о подобных вещах. — Он настаивал, он чуть ли не молил ее, стремясь во что бы то ни стало перекинуть мост через зияющую пропасть молчания.
— Да, это было бы нечестно, — медленно проговорила она.
Угли в камине затянуло серым пеплом, одна из ламп, всхлипнув, потребовала к себе внимания. Госпожа Оленская встала, подкрутила фитиль, вернулась к камину и осталась стоять.
Поза ее, очевидно, означала, что говорить им больше не о чем, и Арчер тоже поднялся.
— Ну что ж, я сделаю так, как вы хотите, — отрывисто произнесла она.
Кровь прилила к лицу молодого человека. Ошеломленный внезапной капитуляцией собеседницы, он неловко схватил ее за руки.
— Я… я очень хотел бы помочь вам… — сказал он.
— Вы и так мне уже помогли. Доброй ночи, милый кузен.
Наклонившись, он коснулся губами ее рук, безжизненных и холодных. Она отняла их, он повернулся к дверям, вышел в прихожую, под тусклым светом газовой горелки отыскал пальто и шляпу и шагнул в зимнюю ночь, полный слов, которых не посмел произнести.
Театр Уоллока [109] Театр Уоллока — известный в Нью-Йорке драматический театр, открытый — в 1861 году англо-американским актером и режиссером Джеймсом Уильямом Уоллоком (1795–1864).
был переполнен. Давали «Шогрэна» Диона Бусико. [110] «Шогрэн» — мелодрама англо-ирландского актера и драматурга Диона Бусико (1822–1890), с 1853 года жившего в США. Премьера ее состоялась в Нью-Йорке в октябре 1874 года.
Главную роль играл автор, роли любовников — Гарри Монтегю и Ада Диас. [111] Гарри Монтегю (1843–1878) и Ада Диас (1844–1908) — известные американские актеры.
Популярность великолепной английской труппы достигла апогея, и «Шогрэн» всегда приносил полные сборы. Восторгу галерки не было границ, в партере и в ложах слегка посмеивались над пошлыми сантиментами и рассчитанными на дешевый эффект ситуациями, но наслаждались представлением не меньше, чем на галерке.
Читать дальше