Виктор Гюго - Девяносто третий год. Эрнани. Стихотворения

Не отвергай любовь царицы,
Живи с блистательной Нинон,
Не бойся даже опуститься
До замарашки Марготон.

Веселый, озорной, мятежный,
Пой обо всем, соединив
Мелодию кифары нежной
И бойкий плясовой мотив.

Пусть в книге, словно в роще пышной,
Вскипает соловьиный пыл;
Пусть в ней нигде не будет слышно
Биения стесненных крыл.

Ты можешь делать что угодно,
Лишь с правдой не вступай в разлад:
И пусть твои стихи свободно,
Как стаи ласточек, летят.

Стремись к тому, чтобы в гостиных
Природе ты не изменял,
Чтоб сонм богов в твоих картинах
Небесный отсвет сохранял;

И чтоб в лугах твоей эклоги
По сочной и густой траве
Уверенно ступали боги
С босой Венерой во главе;

Чтоб запах свежего салата
Обрадовал в твоих стихах
Того, кто сочинил когда-то
Для гастрономов альманах;

И чтоб в поэме отражались,
Как в озере, скопленья звезд;
И чтоб травинки в ней казались
Пригодными для птичьих гнезд;

Чтоб лик Психеи был овеян
Дыханьем пламенным твоим;
И чтоб твой стих, знаток кофеен,
Навек избыл их чад и дым.

Колоколен ли перепевы,
От набата ль гудит земля…
Нет мне дела до королевы,
Нет мне дела до короля.

Позабыл я, покаюсь ныне,
Горделив ли сеньора вид,
И кюре наш — он по-латыни
Иль по-гречески говорит.

Слез иль смеха пора настала,
Или гнездам пришел сезон,
Только вот что верно, пожалуй, —
Только верно, что я влюблен.

Ах, о чем я, Жанна, мечтаю?
О прелестной ножке твоей,
Что, как птичка, легко мелькая,
Перепрыгнуть спешит ручей.

Ах, о чем я вздыхаю, Жанна?
Да о том, что, как приворот,
Незаметная нить неустанно
К вам в усадьбу меня влечет.

Что пугает меня ужасно?
То, что в сердце бедном моем
Создаешь ты и полдень ясный,
И ненастную ночь с дождем.

И еще мне забавным стало —
Что на юбке пестрой твоей
Незаметный цветочек малый
Мне небесных светил милей.

Шарль, мой любимый сын! Тебя со мною нет.
Ничто не вечно. Все изменит.
Ты расплываешься, и незакатный свет
Всю землю сумраком оденет.

Мой вечер наступил в час утра твоего.
О, как любили мы друг друга!
Да, человек творит и верит в торжество
Непрочно сделанного круга.

Да, человек живет, не мешкает в пути,
И вот у спуска рокового
Внезапно чувствует, как холодна в горсти
Щепотка пепла гробового.

Я был изгнанником. Я двадцать лет блуждал
В чужих морях с разбитой жизнью,
Прощенья не просил и милости не ждал:
Бог отнял у меня отчизну.

И вот последнее — вы двое, сын и дочь,
Одни остались мне сегодня.
Все дальше я иду, все безнадежней ночь.
Бог у меня любимых отнял.

Подобно Иову [489] Подобно Иову… — По библейской легенде, Иов безропотно стерпел всевозможные бедствия и тяжкие испытания, ниспосланные ему богом. , я наконец отверг
Неравный спор и бесполезный.
И то, что принял я за восхожденье вверх,
На деле оказалось бездной.

Осталась истина. Пускай она слепа.
Я и слепую принимаю.
Осталась горькая, но гордая тропа, —
По крайней мере, хоть прямая.

Рокочет барабан, склоняются знамена,
И от Бастилии до сумрачного склона
Того холма, где спят прошедшие века
Под кипарисами, шумящими слегка,
Стоит, в печальное раздумье погруженный,
Двумя шпалерами народ вооруженный.

Меж ними движутся отец и мертвый сын.
Был смел, прекрасен, бодр еще вчера один;
Другой — старик; ему стесняет грудь рыданье;
И легионы им сал ю туют в молчанье.

Как в нежности своей величествен народ!
О, город-солнце! Пусть захватчик у ворот,
Пусть кровь твоя сейчас течет ручьем багряным,
Ты вновь, как командор, придешь на пир к тиранам,
И оргию царей смутит твой грозный лик.
О мой Париж, вдвойне ты кажешься велик,
Когда печаль простых людей тобою чтима.
Как радостно узнать, что сердце есть у Рима,
Что в Спарте есть душа и что над всей землей
Париж возвысился своею добротой!
Герой и праведник, народ не бранной славой —
Любовью победил.