Кнут Гамсун - В стране полумесяца

Это было просто сильнейшее желание запомнить слова пророка такими, какими они стоят вот тут, перед ним, какими они ослепляют глаза его. И он сидел, и учил их наизусть. И 300 миллионов людей ходят тут по земле с тем же желанием, с тем же стремлением, как и он. Пророк не всегда выражался ясно, язык его прозрения высок и тёмен, — вечен. Но слово его не было принижено до повседневности и объяснено каким-нибудь болтливым священником. Пророка читают и только. И вникают в него.

«Наш» пророк тоже не всегда выражался ясно. Его ученики не понимали Его. А когда они спрашивали Его мнения о высоких и священных предметах, Он давал им ответы, которых они тоже не понимали. Тайна не должна быть понятна, она не для обсуждения. Но если хочешь разрушить, рассеять великие и священные понятия, то для этого следует «объяснить» тайну, сделать её удобопонятной, понизить её до понятия церковной публики, «американизировать» её.

Проводник предлагает нам идти сейчас в гостиницу перекусить. Ни в коем случае, не может быть речи об этом, ведите нас в турецкую харчевню.

— До неё далеко, — возражает проводник.

— Ну так что же, подавайте нам двое носилок, мы желаем совершить этот путь по-турецки.

Проводник направляется с нами к экипажу, запряжённому парой. Без дальних разговоров, приказывает он кучеру везти нас через мост Галаты.

И мы садимся разочарованные.

Мы мечтали о чём-то в роде носилок, сопровождаемых евнухами, с глашатаем, жезлом пролагающим нам путь по улицам. Так, должно быть, и бывает в больших городах Египта. Но тут был экипаж!

Мост необычайно длинен и качается от усиленного движения, словно качели. При въезде мы должны уплатить маленькую пошлину за проезд. Сплошная толпа идущих и едущих движется нам навстречу или в одном направлении с нами. Красные фески пестрят по всему мосту, насколько глаз хватает. Это очень своеобразный вид: голова к голове все в красных шапочках, все в движении, — целый поток, по которому плывут красные маки.

Переехав мост, мы въезжаем в новый квартал. Здесь преобладают тюрбаны. Кучер с удивительной ловкостью лавирует среди этой давки. Мы едем со всей скоростью, какая возможна по состоянию дороги и самой улицы. Мы въезжаем в тихую часть города. Тут сады, маленькие рощи акаций, дома с зелёными решётками на окнах и балконах — мы в царстве гаремов.

— Здесь живёт мать султана, — заявляет проводник. Ни часовых, никакой стражи, простой дом, это и есть дворец — а на нём зелёные решётки. Рядом дворец сестры султана. Опять те же решётки. Подъезжаем к гарему губернатора. Дом этот замок; губернатор богат, у него сорок жён. И наш грек покачивает головой, показывая этим, что его воззрения — воззрения христианина: жена должна быть одна.

Подъезжаем к харчевне. Оказывается, что хитрый грек привёз нас в самый обыкновенный ресторан, который содержат его соотечественники. Учреждение скучнейшее, в европейском стиле, с лакеями в смокингах с атласными отворотами. Но теперь с этим уж ничего не поделаешь; мы сделали, как нам сказали проводник: сели и поели.

Зато мы быстро покончили с этим.

— Что ж теперь? — спрашиваем мы проводника. — Мы опять хотим на волю. А вы можете оставаться.

— Моя обязанность сопровождать вас, — отвечает он. — Сегодня у нас «воющие дервиши». Только сейчас ещё рано, это будет после полудня. А теперь можно посмотреть базар.

И мы едем на базар. «Вот теперь следовало бы, — думаю я, — быть восточным поэтом и воспеть всё это великолепие и погрузиться в арабскую ночь!» Но в базаре нет ничего сказочного, — это целый лабиринт лавок, где продаются всевозможные товары. Лавки с шелками, лавки с драгоценностями являются в то же время и местом сборища гаремных дам, сопровождаемых невольницами. Каждый проулочек в этом лабиринте имеет свою специальность: в одном только ткачи, в другом только рабочие металлического производства, в третьем — мясники и т. д. В одном переулочке с пахучими пряностями мы часто чихаем. У каждой двери стоят открытые мешки со специями, а нагружённые верблюды, только что пришедшие с Востока, подвозят всё больше и больше тех же товаров.

— Чего вы желаете купить? — спрашивает проводник, уже готовый указать нам дорогу.

— Ничего! Абсолютно ничего! — отвечаю я тоном, не терпящим возражения. Тут мне приходит в голову, что нам следует вернуться в гостиницу — там могут быть письма для нас.

Но этот бессовестный человек не оказывает мне ни малейшей поддержки. Мы стоим перед мастерской золотых дел мастера. У проводника самый несчастный вид, — право, это чистая случайность, что он остановился тут.