— А с родителями она ладит? — спросил Филипо, который был охоч до дворцовых новостей.
— Мать девушка любит. Только вот Клитемнестре приходится принимать ванну, прежде чем садиться с дочерью завтракать, а не то от запаха пота Эгиста, который царица приносит с брачного ложа, у Ифигении в чашке молоко киснет. Это явление изучали даже ученые-физики.
Филипо был потрясен новостями и благодарил Эусебио за доверие. Офицер же появился на пристани с одной-единственной целью: узнать, не проезжал ли здесь человек в синем камзоле, а если проезжал — выведать, откуда он приехал. Но среди путников, одетых в этот модный костюм, незнакомых людей в тот день не оказалось; Филипо здоровался с каждым, и один из них как раз и подарил лодочнику те дешевые македонские сигары, которые тот сейчас курил.
Тадео преклонил колени на циновке перед авгуром Селедонио, как делал всегда, когда подрезал ему ноготь на большом пальце правой ноги. Ноготь часто воспалялся, и эту операцию приходилось повторять каждые три недели по субботам. Как уверял прорицатель, никто из многочисленных городских цирюльников — а среди них были настоящие мастера своего дела — не мог сравняться с нищим в сложном искусстве, хотя тот дошел до его высот своим умом. Он осторожно приподнимал ноготь, подрезал его, скругляя углы, и подтачивал внутренний край, норовивший впиться в палец, а авгур мог преспокойно продолжать читать будущее по внутренностям и даже ни разу не вскрикнуть. Тадео попросил у мисера [8] Вежливое обращение, принятое в старину в Арагоне.
Селедонио разрешения привести к нему в дом чужеземца, с которым познакомился на площади. Тот так любезен и так щедр, что неловко даже спрашивать, кто он да откуда, но сразу видно — этот человек отлично разбирается в драгоценных камнях и верховой езде, а кроме того, склонен предаваться размышлениям, глядя на языки пламени или на струи, подолгу не произнося ни слова.
— Весьма аристократическая привычка, — произнес авгур.
— Мой новый знакомый, — прибавил нищий, — умеет слушать. Он не перебивает тебя, и в какой-то миг вдруг оказывается — ему удается следить за твоим повествованием не только Ушами, но и глазами. Воображение рисует перед ним волшебные картины, и в конце концов ты сам понемногу начинаешь вдохновляться и не жалеешь красок для своего рассказа. Когда я упомянул, что у меня есть друг, знаменитый прорицатель и к тому же царедворец, он сразу захотел выразить тебе свое почтение и решил, если ты не против, заказать для нас хлеба, копченого мяса, миндального печенья и полкувшина вина, дабы скрасить беседу.
— Вино лучше красное, — заметил Селедонио.
И вот под вечер все трое собрались в зале, где обычно восседал авгур: чужестранец устроился в кожаном кресле, Селедонио сел на скамью, опустив ногу в таз с лимонной водой, чтобы размочить ноготь, а Тадео преклонил колени возле него и стал точить бритву о камень. Клетка с дроздом висела на окне в ласковых лучах заходящего солнца. Обычно в доме авгура летали на свободе черные вороны, помогавшие ему предсказывать будущее, но всякий раз, как нищий заходил к Селедонио, их приходилось запирать на чердаке, ибо вещие птицы с первого же момента невзлюбили певчую птаху и налетали на клетку, пытаясь просунуть клюв между прутьями и долбануть дрозда. Правда, один из воронов, оказавшись в заточении, так разобиделся на хозяина, что целую неделю отказывался предсказывать, забеременеет ли женщина и найдутся ли потерянные деньги. Авгуру ничего не оставалось, как прибегнуть к помощи этрусской магии; но резать каждый раз голубей выходило для него слишком накладно. Сам Селедонио не отваживался съедать потом священных птиц, и ему приходилось дарить их своей помощнице, которая, по ее словам, готовила из них плов.
— По законам нашей страны, — объяснил прорицатель чужестранцу, — мы, авгуры, входим в правительство, но вот уже много лет, как никто не созывает нас. С одной стороны, казна пуста и царю нечем платить за наши советы, а с другой — простой люд боится, что однажды и звезды, и внутренности жертвенного животного предскажут какую-нибудь беду: засуху, кровопролитие, полет кометы, кораблекрушение, бубонную чуму или землетрясение — и это пророчество сбудется. А раньше к нашим словам прислушивались и шага не решались ступить, не спросив у нас совета.
Селедонио был приземист, тщедушен и лыс, его большой нос утолщался на конце, нижняя губа лягушачьего рта оттопыривалась. Широкие и мясистые кисти его тощих и коротких, словно у присяжного поверенного, рук густо заросли волосами. Когда кто-нибудь обращал внимание на эту особенность, прорицатель объяснял, что для предсказания судьбы кораблей ему приходится рассматривать внутренности уток tadorna tadorna [9] Пеганка, птица подсемейства утиных.
и своей волосатостью он как раз и обязан действию их крови. Авгура то и дело бросало в жар: даже зимой его лоб и двойной подбородок блестели от пота. Селедонио носил желтую ризу и всегда старался держать под рукой веронский веер.
Читать дальше