Конрад Эйкен: Мистер Аркуларис

— А здорово как! — сказал он.

— Могу поспорить, вид отличный!

— Слов нет!

— Подожди, когда выйдешь в море — вот там закачаешься!

— Закачаюсь?.. Лучше уж не надо. Лучше пусть будет штиль.

— Жди–жди.

Когда они проезжали мимо Гарвардского клуба, Аркуларис сделал медленное и несколько болезненное усилие повернуться в сидении и взглянуть на здание: может быть, последний случай увидеть его за долгое время. Впрочем, откуда это сентиментальное желание смотреть? Ну, вот и клуб: с большим полощущимся на ветру флагом, на котором гарвардский герб то прячется в быстрых складках, то вновь открывается. А там, в библиотеке, были окна, у которых он провел столько восхитительных часов за Платоном, Киплингом и Бог знает кем, и балконы, с которых он столько лет смотрел на марафон. Старый Тальбот и сейчас, наверно, там: вздремнул с книгой на коленях, забытый всеми, в напрасной надежде, что хоть кто‑нибудь обратится к нему за чем‑то.

— Прощай, старый клуб, — произнес он.

— Бар по тебе сильно соскучится, — улыбнулся Гарри и стал смотреть вперед на дорогу.

— Да не будет стенаний! — вдруг изрёк Аркуларис.

— Опять цитата откуда‑то?

— Из «Одиссеи».

Несмотря на холод, он был рад встречать лицом ветер, потому что ветер помогал рассеять ощущение неопределенности и тошноты, время от времени волнами накатывавшей на него. Вдруг всё плыло перед глазами и растекалось, дома склонялись друг к другу головами, приходилось закрывать глаза, и тут возникало странное и страшное гудение, которое равномерными движениями возрастало до крещендо, а потом томительно затихало. Всё это вызывало тревогу: может быть, жар окончательно не прошел? Когда он поднимется на судно, сразу же потребует рюмку виски… В один такой промежуток он открыл глаза и обнаружил, что они уже на пароме в Восточный Бостон. Наверно, это был шум двигателей. В следующий раз он обнаружил себя на причале: машина стояла у кучи желтых чемоданов.

— Мы здесь, потому что мы здесь, потому что мы здесь, — сказал Гарри.

— Потому что мы здесь, — добавил Аркуларис от себя.

Он вздремнул в машине, а Гарри — ну где еще сыщешь такого друга? — занялся всеми делами.

Он ушел и вернулся с билетами и паспортами, багажными квитанциями и носильщиками. Наконец, он извлек Аркулариса из‑под тряпок и провел вверх на палубу по крутым сходням, а потом — по запутанным переходам в небольшую холодную каюту с одним иллюминатором, как глаз циклопа.

— Ну, вот и прибыли, — сказал он. — Мне пора сходить. Слышал гудок?

— Нет.

— Ты всё время дремлешь: ревело, что пора провожающим покинуть судно. Бывай, дружище, следи за собой! Привези мне веточку эдельвейса. И пришли открытку из Абсолюта.

— Бесконечного или конечного?

— Бесконечного, разумеется. Только с подписью. А сейчас укладывайся лучше, в постельку и поспи. Всех благ! Аркуларис крепко пожал ему руку, и снова ему захотелось плакать. Какая глупость! Неужели он впал в детство?

— До свидания! — сказал он.

Он сел на плетеный стульчик, так и не сняв пальто, закрыл глаза и прислушался к гулу воздуха в вентиляторе. По коридору быстро ходили взад–вперед. Стульчик был неудобным, снова стала досаждать боль, поэтому он, не снимая пальто, перелег на узкую койку и заснул. Когда он проснулся, было темно, а иллюминатор приоткрыт. Он нашарил пальцами выключатель и зажег свет. Потом вызвал звонком стюарда.

— Закройте, пожалуйста, иллюминатор, — попросил он. — Здесь холодно.

За обеденным столом напротив него оказалась милая девушка. Кого‑то она напоминала. Ну, конечно, ту сестричку из больницы, с веснушками. У нее были красивые волосы: не рыжие, не золотые, и не подстрижены, а уложены с такой очаровательной небрежностью, которая напомнила ему ангела Мелоццо–да–Форли. Лицо у нее было в веснушках, а рот насмешливо соблазнял. Кажется, она путешествовала одна.

Нахмурившись, он глянул в меню и заказал густой суп.

— Никаких закусок? — спросил официант.

— Лучше не надо, — ответил Аркуларис. — Они меня убьют.

Официант позволил себе улыбнуться и положил картонку с меню на стол у графина с водой. Когда он отходил, подняв брови, девушка проследила за ним взглядом и улыбнулась.

— Кажется, вы его шокировали, — сказала она.

— Быть не может, — ответил Аркуларис. — Официанты — мертвые души, а иначе как можно оставаться официантом? Они думают, что уже видели и знают всё на свете. Они страдают от дежа–вю. Лично я их не виню.