Сомерсет Моэм - Карусель

— Но здесь вопрос не в том, что все станет известно. Это дело чести.

— Разве не поздновато говорить о морали? Я не вполне понимаю, где была ваша честь, когда вы соблазняли девушку.

— Осмелюсь сказать, я был полным негодяем, — смиренно заметил он. — Но теперь я должен исполнить свой долг.

— Вы говорите так, словно подобное никогда не случалось раньше, — напирала мисс Ли.

— О да, знаю, такое происходит сплошь и рядом. Если девушка уступает, тем хуже для нее. Мужчины всегда в стороне. Пусть идет на улицу, пусть катится к черту или повесится.

Мисс Ли, поджав губы, передернула плечами. Она поинтересовалась, как он собирается жить, ведь его дохода явно не хватит на семью, а он явно не создан для долгой монотонной работы в адвокатуре. Она знала о профессии писателя достаточно, чтобы понимать: этим много денег не заработаешь. Бэзилу недоставало журналистской проворности, и ему потребовалось два года, чтобы создать роман, за который он, вероятно, получит не больше пятидесяти фунтов. А его страсть к анализу душевного состояния вряд ли могла способствовать материальному обогащению. Кроме того, он был расточителен и совершенно не желал экономить и откладывать на черный день. К тому же он никогда не имел возможности освоить сложное искусство приобретения товаров на целый шиллинг за двенадцать медяков.

— Полагаю, вы понимаете, что все осмеют вашу жену, — добавила мисс Ли.

— Значит, они и меня осмеют.

— Но вы последний человек на свете, который готов отказаться от светской жизни. Ничто не приносит вам большего удовольствия, чем званые ужины и визиты в приличные дома. Улыбки женщин для вас важнее всего.

— Вы говорите обо мне так, словно я совершенно ручной кот, — улыбнулся он. — В конце концов, я лишь пытаюсь исполнить свой долг. Я совершил ужасную ошибку, и Бог знает, как горько я об этом сожалею. Но теперь, когда я ясно вижу перед собой свой путь, какова бы ни была цена, я должен по нему пойти.

Мисс Ли внимательно посмотрела на него, и ее проницательные серые глаза на мгновение остановились на его лице, изучая его.

— Вы уверены, что не слишком превозносите свой героизм? — спросила она, и в ее голосе послышался колючий холод, от которого Бэзил поморщился. — В наши дни самопожертвование — роскошь, в которой немногие решаются себе отказать. Это занятие обрело популярность, когда люди отвергли сахар из-за того, что от него толстеют. А ведь все необдуманно жертвуют собой исключительно из любви к этому процессу, как бы ни расплывчата была цель. Но на самом деле цель заботит людей меньше всего: они не беспокоятся о том, насколько отдаляются от нее, если могут удовлетворить свою страсть.

— Когда я попросил Дженни выйти за меня замуж и увидел, какая радость озарила ее заплаканное лицо, я понял, что поступил правильно. Ах, какая разница, несчастен я или нет, если могу сделать счастливой ее!

— Я и не думала о вашем несчастье, Бэзил. Я думала, вы уже навредили этой девушке достаточно, чтобы еще и жениться на ней… Полагаете, в этом браке ее ждет что-то еще, кроме страданий? Вы идете на это только из эгоизма и трусости, потому что кичитесь чувством собственного достоинства и боитесь причинять боль.

Такая точка зрения была нова для Бэзила, но казалась необоснованной. Он быстро отмахнулся от нее.

— Все это время вы не думали о ребенке, мисс Ли, — медленно произнес он. — Я не могу позволить, чтобы ребенок проник в этот мир, словно вор. Пусть идет по жизни с честным именем. Жизнь и так сложная, чтобы еще ставить на нем отвратительное пятно позора. И в конце концов, я буду только горд стать отцом этого ребенка. Как бы я ни страдал, как бы мы оба ни страдали, это окупится с лихвой.

— Когда вы собираетесь жениться? — спросила мисс Ли, выдержав паузу.

— Думаю, через неделю. Вы ведь не покинете меня, мисс Ли?

— Разумеется, нет, — ответила она, нежно улыбаясь. — Я думаю, что вы глупец, но таково большинство людей. Они никогда не понимают, что жизнь всего одна, а многих ошибок не исправить. Они считают, что жизнь — это как игра в шахматы: можно попробовать один ход, потом другой, а когда увязнешь в неразберихе, смахиваешь фигуры с доски и начинаешь сначала. Но жизнь — это игра в шахматы, в которой кого-то всегда ждет поражение. По другую сторону стола сидит смерть, и на каждый твой ход у нее найдется ответный, на каждую твою хитроумную схему — такая же своя.

Они пошли назад по Олд-Куин-стрит, размышляя каждый о своем, и у двери мисс Ли подала Бэзилу руку. Он немного поколебался, но все же заговорил: