Сомерсет Моэм - Карусель

— Быстро говори, в чем дело, Дженни.

Ужасный страх охватил его, и его щеки побледнели, как и ее. Она смотрела на него с неимоверным беспокойством.

— Я не очень хорошо себя чувствую в последние дни, — прошептала Дженни. — И вчера я ходила к доктору. Он сказал, что у меня будет ребенок.

А потом, закрыв лицо руками, она горько зарыдала. Сердце Бэзила сжалось, и, когда он смотрел на эту несчастную девушку, склонившуюся под бременем стыда и страха, его переполнило чувство раскаяния. И если раньше он ни о чем не сожалел, то теперь сожалел всей душой.

— Не плачь, Дженни. Я не могу это выносить.

Она безнадежно подняла глаза, и когда он увидел это прекрасное лицо, искаженное болью, то содрогнулся от горя. Он был в смятении, и самые разные мысли метались у него в голове: он тоже боялся, но в то же время сильнее всего было чудесное ликование из-за того, что он станет отцом ребенка. Его сердце колотилось от гордости, и словно свершилось чудо — любовь вдруг зажглась в его сердце. Он заключил Дженни в объятия и расцеловал с большей страстью, чем когда-либо раньше.

— О нет, ради Бога, не надо! Для тебя это ничего не значит! — воскликнула она, пытаясь отстраниться от него. — А как же я? Лучше мне умереть. Я вела себя достойно, пока не встретила тебя.

Он больше не мог выносить ее страдания, и спонтанная мысль, пришедшая ему на ум только что, уже казалась единственно правильной. Был лишь один способ осушить эти слезы, лишь один способ исправить ошибки, и нахлынувший поток страсти помог принять решение. Но его сердце учащенно забилось, когда он заговорил, потому что он собирался сделать шаг без права на отступление, и лишь один Бог знал, чем это закончится.

— Не плачь, дорогая, ведь все не так плохо, — произнес он. — Нам лучше немедленно пожениться.

С тихим вздохом рыдания Дженни прекратились, и почти без движения она повисла на Бэзиле, будто лишившись чувств. Она медленно осмысливала его слова и озадаченно размышляла над ними, словно они прозвучали на языке, которого она едва понимала. А потом она задрожала, все так же молча.

— Повтори это, Бэзил, — прошептала она и после небольшой паузы спросила: — Ты серьезно? Ты можешь жениться на мне? — Она встала и посмотрела на него, растрепанная и прекрасная, с невыразимой печалью. — Я всего лишь официантка в баре, Бэзил.

— Ты мать моего ребенка, и я люблю тебя, — серьезно ответил он. — Я всегда мечтал иметь детей, Дженни, и ты сделала меня невероятно счастливым.

Ее глаза блестели от слез, а на взволнованном и еще недавно охваченном ужасом лице отразился такой восторг, что Бэзил почувствовал: его усилия окупились с лихвой.

— О, Бэзил, ты хороший! Ты ведь не шутишь, правда? И я всегда буду с тобой?

— Неужели ты так плохо обо мне думаешь, если полагаешь, что я могу бросить тебя сейчас?

— Да, я этого боялась. Ты почти не замечал меня в последнее время, и я была несчастна, Бэзил, но боялась, что ты это заметишь. Сначала у меня не хватало смелости тебе рассказать, я думала, ты разозлишься. Я знала, что ты не позволишь мне голодать, но ты мог бы просто дать мне денег и отправить восвояси.

Он поцеловал ее руки, сжигаемый желанием, как никогда, преклоняясь перед ее красотой.

— Я и не знал, что так сильно тебя люблю! — воскликнул он.

Дженни, зарыдав, упала в его объятия, теперь она рыдала с неудержимой страстью и, охваченная жаждой любви, принялась искать его губы.

У Бэзила в коридоре стояла маленькая газовая плита, и с очаровательной хозяйственностью Дженни принялась готовить чай: уставшая и счастливая, она гордилась тем, что может для него что-то сделать, и настояла, чтобы он пока отдыхал и курил.

— Я не хотела бы брать служанку, Бэзил, буду все делать для тебя сама.

— Ты не должна возвращаться в этот отвратительный паб.

— Я же не могу бросить их на произвол судьбы, сам понимаешь. Мне нужно уведомить их за неделю.

— Тогда уведомляй немедленно, и, как только освободишься, мы поженимся.

— О, я буду так счастлива! — с восхищением вздохнула она.

— А теперь послушай: мы должны проявить благоразумие и поговорить кое о чем. Ты знаешь, что я не очень хорошо обеспечен. Я имею лишь три сотни фунтов в год.

— Но это много! — воскликнула она. — Еще бы, папа никогда не получал больше трех шиллингов десяти пенсов в неделю.

Бэзил задумчиво улыбнулся, поскольку привык к роскошной жизни и никогда не умел экономить. Но он убедил себя, что два человека могут жить скромнее, чем один. Он уделит серьезное внимание праву и, несомненно, со временем начнет получать доход. Пока же он собирался заниматься судебными записками. Они могли позволить себе маленький домик в пригороде, в Барнсе или Патни, и, чтобы не быть расточительными, просто отправиться на медовый месяц в Корнуолл на две недели. После этого он должен немедленно приступить к работе.