Кнут Гамсун - Бенони (пер. Ганзен)

— Что скажешь на это? — спросилъ онъ Розу.

Она взглянула на полотно, взглянула на Бенони и опять на полотно:- Что я скажу на это?

— Коли хочешь взять весь кусокъ, такъ возьми да запиши на меня. Кажется, я имѣю на столько кредита.

— Нѣтъ, спасибо. На что мнѣ?

— Ну, для мануфактуры, — сказалъ онъ, подразумѣвая подъ этимъ нижнее бѣлье, сорочки.

Оба молодца поглядѣли другъ на друга и низко нагнулись надъ своими ящиками. Роза не отвѣтила, только улыбнулась для вида, но на носу опять легла морщинка.

Бенони положилъ полотно обратно на мѣсто. Всему есть мѣра и церемоніямъ тоже! Эта морщинка на носу ужъ больно строга въ своемъ родѣ! Разъ онъ выражается по-образованному, такъ нечего дѣлать видъ будто онъ говоритъ по-хамски…

А Маккъ остановился у окна своей конторы и все думалъ насчетъ закладной, тихонько насвистывая и щуря одинъ глазъ, словно прицѣливаясь. Бенони хотѣлъ засвидѣтельствовать закладную, да не могъ отыскать ея, потерялъ, — говоритъ. Ахъ, этотъ Бенони! Поискать бы ему хорошенько въ сундукѣ у себя, — небось, сыскалъ бы. И бумага прямехонько попала бы на судейскій столъ.

Вдругъ Маккъ отворилъ дверь и позвалъ Стена.

— Сдай полбоченка морошки на первый-же почтовый пароходъ, что идетъ на югъ, — сказалъ Маккъ. — Это заказъ. Да вели бондарю хорошенько осмотрѣть боченокъ. Адресовать опять уѣздному судьѣ въ Бодэ, какъ три года тому назадъ.

Пришелъ сочельникъ, и Бенони былъ приглашенъ въ гости къ Макку, но Роза уѣхала домой. Она не простилась съ Бенони лично, но поручила ключницѣ Макка усердно ему кланяться.

Настроеніе въ просторной парадной горницѣ Макка было не особенно праздничное. Бенони привыкъ къ иному. Когда случалось ему въ сочельникъ сидѣть одному, то онъ, бывало, распѣвалъ отрывки изъ псалмовъ въ промежутки между рюмочками и читалъ молитвенникъ. Здѣсь же было какъ-то жутко, — ужъ больно много оставалось пустого мѣста: въ горницѣ не было даже стульевъ, а всего пара дивановъ, — стулья унесли въ столовую къ ужину.

Маккъ по старинному обычаю велѣлъ зажечь люстру съ сотней хрустальныхъ подвѣсокъ, и самъ расхаживалъ по горницѣ разодѣтый, въ вышитыхъ бисеромъ туфляхъ, и покуривалъ трубку съ длиннымъ чубукомъ. Онъ не говорилъ, какъ вчера и третьяго дня, о цѣнахъ на треску, о наживкѣ, о куплѣ и продажѣ, но — ради сочельника — о разныхъ мелочахъ, разсказывалъ исторіи, вычитанныя изъ газетъ, и про дѣда своего, который живалъ въ Голландіи. Время отъ времени онъ подливалъ въ стаканчикъ Бенони, и самъ выпивалъ съ нимъ.

Но вотъ, ключница распахнула двери въ столовую:- Милости просимъ къ ужину!

Маккъ пошелъ впереди, Бенони за нимъ. И въ столовой было столько же свѣта: горѣли и люстра на потолкѣ и четыре пары канделябръ вдоль длиннаго стола.

Ключница отворила дверь въ кухню и тоже позвала:- Милости просимъ, пожалуйте и вы сюда!

Стали потихоньку, степенно, входить всѣ служащіе и работники: дворники, два кузнеца, рабочіе съ пристани, пекарь, бондарь, молодцы изъ лавки, два мельника, — почти всѣ съ женами, но безъ дѣтей; затѣмъ кухарка, скотница, Элленъ Горничная и, наконецъ, двое призрѣваемыхъ стариковъ, сѣдыхъ какъ лунь, Фредрикъ Менза и Монсъ. Изъ этихъ двухъ стариковъ Монсъ попалъ въ Сирилундъ первый, чтобы отбыть свои положенныя три недѣли. Было же это давно, когда Фердинандъ Маккъ еще былъ женатъ, и дочка его Эдварда была дѣвочкой. Но, когда три недѣли прошли, Монсъ заупрямился переходить къ другому призрѣвателю, пришелъ къ Макку и мадамъ Маккъ безъ шапки и сталъ просить позволенія остаться. — «Оставайся»! — сказалъ Маккъ. О, Маккъ былъ не изъ такихъ, которые выгоняютъ людей, — большой баринъ! И Монсъ остался, бродилъ по двору, кололъ дрова и болталъ самъ съ собой; жилось ему хорошо, и одежи и пищи было вдоволь. Монсъ былъ коренастый, сутуловатый старикъ, настоящій долгобородый Моисей, съ носомъ крючкомъ, безпритязательный и незлобивый, какъ ребенокъ. Прошло лѣтъ двѣнадцать, жена Макка померла, дочка Эдварда выросла, а Монсъ поизносился; руки и спина стали не прежнія, и ему уже не подъ силу было таскать дрова для всѣхъ печей. Тогда онъ взялъ да свелъ знакомство съ Фредрикомъ Мензой, такимъ же дряхлымъ старикомъ, какъ онъ, чтобы имѣть подмогу и пріятную компанію въ работѣ, Фредрикъ Менза въ свою очередь пошелъ къ Макку и Эдвардѣ и стоялъ передъ ними безъ шапки, кланяясь и прося позволенія остаться. Маккъ былъ все тотъ-же и сказалъ:- «Оставайся»! — Съ тѣхъ поръ въ Сирилундѣ жило двое призрѣваемыхъ; они были неразлучны, возились съ дровами и все больше и больше впадали въ дѣтство. Монсъ былъ коренастый и плечистый, съ походкой въ развалку, а Фредрикъ Менза худой, высокій, словно монументъ. Оттого-то, вѣрно, и дочь у него вышла такая красивая, стройная. Ее сначала держали горничной въ Сирилундѣ, а потомъ выдали замужъ за младшаго мельника…