Кнут Гамсун - Маленькие приключения

Съ тѣхъ поръ я его никогда не видалъ, и теперь прошло уже много лѣтъ.

Этотъ человѣкъ, этотъ рыжебородый посланецъ изъ страны смерти, внесъ много мрака въ мое дѣтство, причинилъ мнѣ много вреда. Я не разъ галлюцинировалъ, не разъ сталкивался съ неизъяснимымъ, но ничто меня такъ не поражало, какъ это.

И все-таки онъ мнѣ не причинилъ особеннаго вреда, — эта мысль часто приходитъ мнѣ въ голову. Онъ первый научилъ меня скрежетать зубами и владѣть собой. Въ жизни мнѣ много разъ пришлось примѣнять его уроки.

Цѣлое лѣто 1887 г. работалъ я въ одномъ изъ хуторовъ Дальрумиля, на огромной фермѣ въ долинѣ Красной рѣки въ Америкѣ. Кромѣ меня, было тамъ двое другихъ норвежцевъ, одинъ шведъ, Десять-двѣнадцать ирландцевъ и одинъ американецъ. Насъ было около двадцати человѣкъ въ нашей партіи, — ничтожная горсть въ сравненіи съ сотнями рабочихъ всей фермы.

Желто-зеленая, неизмѣримая, какъ море, растилась прерія. Ни одного дома не было видно, кромѣ нашихъ собственныхъ конюшенъ и навѣсовъ для ночлега посреди преріи. Ни дерева, ни куста, — пшеница и луга, пшеница и луга, — насколько хватаетъ взоръ. Цвѣтовъ нѣтъ, только среди пшеницы желтыя мутовки дикой горчицы, единственнаго цвѣтка преріи. Съ этимъ растеніемъ мы боролись, вырывали его съ корнемъ, высушивали, возили домой и сжигали.

Пшеница ходитъ волнами подъ вѣтромъ. ни птицъ, никакого признака жизни, единственное, что мы слышали, — вѣчное стрекотаніе милліоновъ кузнечиковъ — единственная пѣснь преріи.

Мы стремились въ тѣнь. Когда намъ привозили обѣдъ, мы ложились на землю подъ лошадь, чтобы хоть немного быть въ тѣни, пока глотаешь обѣдъ. Солнце жгло невыносимо, мы были въ шляпахъ, рубашкахъ, штанахъ и башмакахъ, — вотъ и все, легче нельзя было, насъ бы обожгло. Напримѣръ, если во время работы прорвешь дыру въ рубашкѣ, сейчасъ же вскакиваетъ волдырь.

Во время жатвы пшеницы работали мы по шестнадцати часовъ въ сутки. Десять жатвенныхъ машинъ ѣздили каждый день на полъ-акрѣ. Сжавши одинъ четырехугольникъ, переѣзжали на другой, сжинали и его.

И дальше, все дальше, а въ это время десять человѣкъ идетъ за нами, вяжетъ снопы.

Сверху, сидя на лошади, съ револьверомъ въ рукахъ, слѣдитъ за ними смотритель — ничто отъ него не укроется. Каждый день загонялъ онъ двухъ лошадей. Случится гдѣ-нибудь несчастіе, сломается, напримѣръ, машина, — онъ тутъ какъ тутъ, исправитъ или отошлетъ. Часто дорога, была дальняя, но все же, если онъ замѣчалъ гдѣ-нибудь безпорядокъ, сейчасъ же являлся, а если не было ни какого дѣла, то весь день объѣзжалъ кругомъ густую пшеницу, и лошадь взмыливалась отъ пота.

Въ сентябрѣ и октябрѣ дни были невыносимо жарки, а ночи холодны. Мы просто замерзали. И потомъ, мы часто не досыпали; насъ будили въ три часа утра, когда еще не разсвѣтало. Пока мы задавали кормъ лошадямъ, ѣли сами, совершали длинный путь до мѣста работы, начинало разсвѣтать, и работа закипала. Мы зажигали копну сѣна, чтобы растопитъ масло для смазки машинъ, да; къ тому же грѣлись немного и сами. Но, конечно, продолжалось это недолго, намъ нужно было къ машинамъ.

Праздниковъ мы не соблюдали. Воскресенье было какъ понедѣльникъ. Но во время дождя мы не могли работать и тогда лежали въ сараѣ. Играли въ «Казино», болтали и спали. Былъ у насъ ирландецъ, вначалѣ онъ казался мнѣ очень страннымъ; одинъ Богъ зналъ, что онъ такое въ концѣ-концевъ. Во время дождя онъ лежалъ и читалъ романы, которые привезъ съ собой. Это былъ высокій, красивый малый, лѣтъ тридцати шести, говорилъ онъ очень громкимъ голосомъ, зналъ и нѣмецкій языкъ. Этотъ человѣкъ пришелъ въ шелковой рубашкѣ на ферму и выѣзжалъ въ ней все время на работу. Когда одна изнашивалась, онъ надѣвалъ другую. Онъ не былъ дѣльнымъ работникомъ, у него не было «ухватки» на работу, но это былъ удивительный человѣкъ.

— Звали его Эвансъ.

Про норвежцевъ нечего говорить, одинъ изъ нихъ удралъ, не могъ вынести рабства — другой выдержалъ, онъ былъ изъ Фальдерса.

У молотилокъ мы старались становиться какъ можно дальше отъ паровой машины: пыль, мякина и песокъ падали, какъ снѣжные хлопья, и летѣли изо всѣхъ отверстій и лопастей машины. Два дня я былъ въ самомъ пеклѣ, я попросилъ надсмотрщика дать мнѣ другое мѣсто, что онъ и сдѣлалъ. Онъ далъ мнѣ отличное мѣсто въ полѣ при нагрузкѣ возовъ. Онъ никогда не забывалъ, что я ему сдѣлалъ вначалѣ.

Вотъ какъ это было:

У меня была форменная куртка съ блестящими пуговицами съ того еще времени, какъ я служилъ въ Чикаго на Конно-желѣзной дорогѣ. Эта куртка съ прекрасными пуговицами очень нравилась смотрителю; онъ любилъ наряды, какъ настоящій ребенокъ, а здѣсь, въ преріи, ихъ не было. Я ему сказалъ разъ, что онъ легко можетъ получить куртку; онъ мнѣ хотѣлъ заплатить за нее, я долженъ только сказать, что я за нее хочу. Но когда я подарилъ ее ему, онъ объявилъ, что вѣчно будетъ мнѣ благодаренъ. Когда кончилась жатва и онъ увидалъ, что у меня нѣтъ куртки, онъ мнѣ подарилъ другую хорошую куртку. Разъ, когда я былъ при нагрузкѣ пшеницы, со мной произошелъ эпизодъ.