Когда работалъ могильщикъ, я разговаривалъ съ нимъ иногда. Это былъ человѣкъ серьезный, улыбался онъ рѣдко, но ко мнѣ относился дружелюбно, и часто, копая могилу, просилъ меня посторониться: у него на заступѣ большой кусокъ бедренной кости или оскаленный черепъ.
Часто находилъ я кости и пучки волосъ на могилахъ; я ихъ закапывалъ въ землю, какъ меня училъ могильщикъ. Я такъ привыкъ къ этому, что совершенно не боялся, когда наталкивался на эти человѣческіе останки. Въ одномъ изъ угловъ церкви былъ склепъ, въ немъ лежали кости; иногда я игралъ тамъ, складывая на полу разныя фигуры изъ обломковъ скелета. А разъ на кладбище я нашелъ зубъ.
Это былъ сверкающей бѣлизны крѣпкій передній зубъ. Не отдавая себѣ отчета, я его спряталъ. Мнѣ хотѣлось его обточить и сдѣлать какую-нибудь удивительную фигурку, какія я вырѣзывалъ изъ дерева.
Я взялъ зубъ домой. Это было осенью, темнѣло рано. Я долженъ былъ еще кое-о чемъ позаботиться, и прошло часа два, прежде чѣмъ я могъ спуститься въ людскую работать надъ зубомъ. Въ это время взошла луна; мѣсяцъ былъ на ущербѣ.
Въ людской было темно, я былъ совсѣмъ одинъ. Лампу зажечь я не рѣшился, ждалъ кого-нибудь изъ работниковъ; да съ меня довольно свѣта и изъ вьюшки, если хорошенько раздуть огонь. Поэтому я пошелъ въ сарай принести дровъ. Въ сараѣ было темно. Когда нагнулся взять дрова, я почувствовалъ легкій ударъ по головѣ, будто бы однимъ пальцемъ.
Я быстро обернулся — никого.
Я обвелъ кругомъ себя рукой, тоже никого. Я спросилъ, есть ли тутъ кто-нибудь, — отвѣта не получилъ. Я растерялся, схватился за мѣсто, гдѣ меня тронули, и почувствовалъ что-то на рукѣ холодное, какъ ледъ, я сейчасъ же отдернулъ ее.
«Вотъ странно!» подумалъ я. Попробовалъ опять провести по волосамъ — холодная дорожка.
Я думалъ:
«Что бы это холодное могло капнутъ сверху мнѣ на голову?» Я захватилъ цѣлую охапку дровъ, вернулся въ людскую, затопилъ печь и ждалъ, пока, изъ вьюшки будетъ мнѣ свѣтитъ.
Потомъ я принесъ зубъ и подпилокъ. Кто-то стукнулъ въ окно, я взглянулъ. Крѣпко прильнувъ лицомъ къ окну, стоялъ человѣкъ: чужой, я не зналъ его, но вѣдь я зналъ весь приходъ. У него была большая рыжая борода, шерстяная красная повязка вокругъ шеи, зюдвестка на головѣ.
Тогда я не сообразилъ, и только потомъ мнѣ пришло въ голову, какъ я могъ его разглядѣть ясно въ темнотѣ, какъ-разъ на той сторонѣ дома, которая была въ тѣни? Я видѣлъ лицо съ ужасающей отчетливостью, оно была блѣдно, почти бѣло, и глаза неподвижно уставились на меня.
Прошла минута.
И вдругъ человѣкъ захохоталъ. Это былъ негромкій прерывистый смѣхъ, однако, ротъ былъ раскрытъ, а глаза уставились на меня — человѣкъ смѣялся.
Я бросилъ, что у меня было въ рукахъ; холодная дрожь пронизала меня съ головы до пятъ. Въ ужасной пасти смѣющагося лица передъ окномъ я увидѣлъ вдругъ черное отверстіе въ ряду зубовъ — не хватало одного. Я сѣлъ, окоченѣвъ отъ ужаса. Прошла еще минута, лицо стало мѣняться, оно стало ярко-зеленымъ, потомъ ярко-краснымъ, улыбка, однако же, оставалась. Чувства я не лишился, я замѣчалъ все, что кругомъ дѣлалось; огонь освѣтилъ достаточно ярко черезъ вьюшку, онъ бросалъ полоску свѣта, которая тянулась до другой стѣны, гдѣ стояла лѣстница. Я слышалъ тиканье часовъ въ сосѣдней комнатѣ. Все я видѣлъ такъ отчетливо, что даже замѣтилъ зюдвестку на головѣ человѣка передъ окномъ — она была выцвѣтшаго чернаго цвѣта съ зеленымъ кантомъ.
Вдругъ онъ откачнулъ голову отъ оконной рамы, началъ опускаться все ниже, скрылся наполовину въ окнѣ. Онъ точно соскользнулъ подъ землю. Больше я его не видѣлъ. Я былъ страшно перепуганъ, дрожь пробирала меня. Я искалъ зубъ на полу, но не смѣлъ оторвать глазъ отъ окна, — вдругъ лицо покажется опятъ.
Найдя зубъ, я рѣшилъ сейчасъ же снести его на кладбище, но не хватало смѣлости. Я все сидѣлъ и боялся шевельнуться. Я слышу на дворѣ шаги, я думаю, что это одна изъ служанокъ стучитъ своими деревянными туфлями, но крикнутъ не рѣшаюсь, — шаги удаляются. проходитъ вѣчность. Огонь въ печкѣ начинаетъ потухать, и не откуда ждать спасенія.
Тогда, стискивая зубы, я встаю. Открываю дверь и вхожу, пятясь, изъ людской, не спуская глазъ съ окна, у котораго стоялъ человѣкъ. Очутившись на дворѣ, бросаюсь въ конюшню, чтобъ кто-нибудь изъ рабочихъ проводилъ меня черезъ кладбище.
Рабочихъ тамъ нѣтъ. Здѣсь, подъ открытымъ небомъ, я становлюсь смѣлѣе, я рѣшаюсь итти одинъ на кладбище; кромѣ того, я не попался бы въ когти дядѣ. Итакъ, я пошелъ одинъ на церковный холмъ.
Читать дальше