Хаим Граде - Немой миньян

Но в нынешнюю пятницу он входит очень взволнованный, даже не отказывается, против обыкновения, от халы и не ступает маленькими деликатными шагами. Он рассказывает о столяре, который стал постоянным посетителем Немого миньяна и принялся все перестраивать и ремонтировать. Вержбеловский аскет желает знать, кто дал этому ремесленнику право отрывать ступеньки от бимы и ножки от скамеек? Они кривые-косые, говорит он и пилит, и стругает, и забивает гвозди — с ума можно сойти! Из-за этого шума в бейт-мидраше нельзя больше сидеть. Реб Довид-Арон Гохгешталт принимается пугать женщин происходящим в Немом миньяне, а про самого себя говорить в третьем лице и во множественном числе. Кончится тем, говорит он, что аскетам придется бежать из бейт-мидраша, и тогда все увидят, кто из аскетов останется. Так что же думают об этом хозяева двора и молельни?

Хана-Этл Песелес уже слышала об этом столяре и не может скрыть своей радости по поводу этого странного незнакомого еврея, взявшего на себя богоугодное дело ремонта разваливающейся молельни. «Я не знаю его, и я послала позвать его, чтобы пришел сегодня. Мне кажется, что такой еврей должен быть не иначе, как Илией-пророком».

Этот столяришка, этот стоящий на нижней ступени — Илия-пророк? Не в силах вынести такое, вержбеловский аскет уходит из пекарни, ссутулившись, пожимая плечами и кривя лицо: Хана-Этл Песелес тоже не брестская раввинша [23] Т.е. не такая уж большая праведница. Раввины Бреста из знаменитой семьи Соловейчик были создателями особой системы изучения Гемары, известной под названием «шитат Бриск», т. е. «брестская система». . По своим понятиям и поведению она принадлежит скорее к неучам и простолюдинам, чем к семье благородных людей. Реб Довид-Арон Гохгешталт теперь ясно видит, что вдова Песелес еще и недовольна его кандидатурой. Она еще и ломается, когда ей дается реальная возможность выйти за него замуж. Лучше бы она помогла ему заполучить развод от его проклятой старухи да выгнать этого столяришку метлой из бейт-мидраша! Но раз она ломается, он тоже еще подумает. По сравнению с его проклятой женой эта Хана-Этл действительно на десять лет моложе, но по сравнению с ним она на целых десять лет старше. Горе ему, что он должен пресмыкаться перед какой-то хлебопекаркой!

На мостовую напротив пекарни ложится солнечное пятно, большое и круглое, как солнечные часы на Синагогальном дворе. Оно напоминает хозяйке, что и долгая солнечная пятница заканчивается. Клиенты больше не появляются. Продавщицы сметают перьевыми веничками мучную пыль с непроданной выпечки. Уже довольно поздно заходит лесоторговец Рахмиэл Севек спросить, сколько дров ему послать в пекарню на будущей неделе. Хана-Этл отвечает ему, чтобы он посылал, как всегда. Кроме того, она хочет знать, сколько еще денег должна ему пекарня. Он скоро будет похож на помешанного венгерского раввина, думает Хана-Этл. Она знает и все знают о беде лесоторговца.

Рахмиэл Севек в юности немного изучал Тору вместе со светскими науками. Уважение к изучающим Тору углубленно он сохранил и после того, как стал торговцем. По субботам и праздникам он не садился за стол без ученого гостя. Ни он сам и никто другой даже вообразить себе не мог, что его единственный сын и помощник в деле женится на белорусской шиксе [24] Нееврейская девушка ( идиш ). . Рахмиэл Севек не стал из-за этого поднимать шум на весь мир и не отказался от наследника. Он продолжал жить с сыном и вел то же дело, что и прежде. Но он больше не приглашал к себе гостей и перестал ходить в свой бейт-мидраш из-за стыда перед старыми друзьями.

Обыватели утешали его, что с каждым может такое случиться. Тем не менее, удивлялись, почему он не разъезжается с сыном, который навлек на него такое горе и позор. Сначала думали, что отец не прогоняет сына и не покидает дом сам, потому что не хочет остаться совсем один — Рахмиэл Севек был вдовцом. Но он сказал своим друзьям нечто другое: он не разъезжается с сыном из-за жалости к невестке-христианке. Она смотрит на него виноватыми глазами, потому что знает, как он страдает. Но она совсем не виновата. Хеленка по природе добрая и честная заблудшая душа. Сейчас она перепугана. Если бы муж от нее потребовал, она перешла бы в иудаизм. Евреи слушали и пожимали плечами: его не поймешь! Если христианка так сильно ему нравится, то ему нечего переживать, что она его невестка. Рахмиэл Севек отвечал: именно потому, что она ему нравится, он понимает, что она должна была выйти замуж за человека своей веры, белоруса или поляка, а сын его, Хаця, должен был жениться на еврейской девушке. Через год после свадьбы сына у Рахмиэла Севека родилась внучка. Теперь ребенку уже два года.