Гарольд Роббинс - Искатели приключений

— И кофе с молоком. — Мама и Ла Перла разрешали мне пить только какао.

Сара без слов поставила передо мной кофе. Я положил в чашку три полных ложки коричневого сахара и стал отхлебывать кофе, громко причмокивая. Приторность сахара заглушала горьковатый привкус. На самом деле мне никогда не нравилось пить кофе, но я пил его и чувствовал себя повзрослевшим.

Потом Сара поставила передо мной яичницу, она пахла так же вкусно, как и у Ла Перлы. Подождав несколько минут, чтобы яичница остыла, я схватил кусок рукой и стал есть, наблюдая за Сарой краешком глаза.

Она ничего не сказала по поводу того, что я не воспользовался ножом и вилкой, лежащими рядом с моей тарелкой, она просто стояла и смотрела на меня с каким-то странным выражением. Закончив с яичницей, я встал, подошел к умывальнику, сполоснул руки и губы и вытер их полотенцем, висевшем рядом на крючке.

— Очень вкусно, — одобрительно заметил я.

Что-то в ее взгляде напомнило мне то выражение, с которым она смотрела в погребе на приближающегося к ней бандита. Тот же самый непроницаемый взгляд.

Я невольно подошел к ней и поднял подол платья. Ни на бедрах, ни на покрытом темными волосами лобке не было никаких царапин и синяков. Я опустил подол и заглянул ей в лицо.

— Они сделали тебе больно, Сара? — спросил я. Она молча покачала головой.

— Я рад, что тебе не было больно. Потом я заметил в уголке ее глаз слезы и схватил ее за руку.

— Не плачь, Сара. Я не позволю им снова так поступить с тобой. Если они попытаются, я убью их. Она внезапно обняла меня и прижала к себе, лицом я ощущал тепло ее груди и слышал, как колотится ее сердце. Сара продолжала беззвучно всхлипывать.

Мне было очень спокойно в ее объятиях, и я только и смог сказать:

— Не плачь, Сара. Пожалуйста, не плачь.

Через некоторое время она отпустила меня и, вернувшись к плите, стала подбрасывать в нее дрова. Мне больше нечего было делать в кухне, я повернулся и вышел.

Когда я проходил через столовую и гостиную, в доме стояла тишина. Я открыл дверь и вышел на террасу.

За дорогой началась какая-то возня, это просыпались бандиты. Солнце уже поднялось над дворовыми постройками, его лучи теперь падали во двор. Услышав шум в дальнем конце террасы, я обернулся.

Там было еще темно, и мне удалось разглядеть только тлеющий кончик сигареты и силуэт мужчины, расположившегося в кресле отца, Но я знал, что это не отец, он никогда так рано не курит сигары.

Я ступил со света в тень террасы, и лицо сидящего мужчины стало приобретать очертания, светло-серые глаза внимательно смотрели на меня.

— Доброе утро, сеньор генерал, — вежливо поздоровался я.

— Доброе утро, мой солдат, — тоже вежливо ответил он. Генерал сделал еще одну затяжку и аккуратно положил сигару на край стола.

— Как чувствуешь себя с утра?

— Отлично, — ответил я. — Я рано встал.

— Знаю, слышал, как ты подходил к окну.

— А вы уже тогда не спали? — удивленно спросил я, потому что ничего не слышал.

Он улыбнулся, обнажив мелкие белые зубы.

— Генералы, как и маленькие мальчики, должны вставать вместе с солнцем, чтобы видеть, что им готовит наступающий день.

Я не ответил, а посмотрел через дорогу на лагерь.

— А они еще спят, — сказал я.

В его голосе прозвучали презрительные нотки.

— Крестьяне, что с них возьмешь. Думают только о еде и спокойно спят, зная, что едой их обеспечат. — Генерал снова взял сигару. — Ты уже поел?

— Да, Сара меня накормила. Она плакала. Кончик сигары стал ярко-красным.

— Женщины всегда плачут, — спокойно сказал он. — Это у нее пройдет.

— А я не плачу.

Перед тем, как ответить, генерал посмотрел на меня.

— Конечно, ты ведь мужчина, а у мужчин нет времени лить слезы по тому, что уже сделано.

— А папа плакал. Вчера на кладбище. — При воспоминании об этом комок подкатил у меня к горлу. Лучи солнца, отбрасывающие длинные тени на маленькие могильные холмики позади дома, скрип заржавелой железной калитки, мягкие шлепки сырой земли о гробы, успокаивающие слова католической молитвы, гулким эхом разносящиеся в воздухе... Я сглотнул подступивший комок. — Я тоже плакал.

— Это совсем другое дело, — серьезно ответил генерал. — Даже я плакал. — Он снова отложил сигару, взял меня за руку и притянул к себе. — Но это было вчера, а сегодня мы снова мужчины и у нас нет времени для слез.

Я молча кивнул.

— Ты храбрый парень и напоминаешь мне моих сыновей.

Я молчал.

— Один из них на несколько лет постарше тебя, а другой на год моложе. Еще у меня есть дочка, ей четыре года. — Он улыбнулся и обнял меня. — Они живут в горах.