Эдит Уортон - В лучах мерцающей луны

Весь день он бродил по городу, избегая фешенебельных кварталов, улиц, на которых в пять рядов блестели частные авто, и силуэты в мехах и перьях выскальзывали из них и исчезали в дверях кафе-кондитерских, картинных галерей и ювелирных магазинов. Несомненно, в каких-то из подобных сценок фигурировала и Сюзи: стройнее, изящнее, живее других образов глиняных, но подражающая их повадкам, болтающая на их жаргоне, перебирающая те же самые жемчуга и соболя. Он перешел по мосту Сену и по набережным углубился в Сите, в лабиринты старого Парижа, к огромным серым сводам церкви Сент-Эсташ, многолюдным улицам квартала Маре. Разглядывал памятники, застывшие перед витринами магазинов, сидел в скверах и на набережных, смотрел на торгующихся, спорящих, флиртующих, ссорящихся людей, работниц, гуляющих дружными стайками, скулящих нищих на мостах, бездомных бродяг, дремлющих на бледном зимнем солнце, матерей в трауре, торопливо ведущих детей в школу, и проституток, тоскливо топчущихся возле кафе.

День томительно тянулся. К вечеру его начало страшить одиночество, и он стал подумывать, не пообедать ли в «Нуво-люкс» или в каком другом фешенебельном ресторане, где наверняка встретит знакомых, которые пригласят его в театр, ночной клуб или дансинг-холл. Что угодно, куда угодно, только отвлечься от сводящих с ума мыслей, вращающихся по кругу. Он почувствовал тот же слепой страх одиночества, что и месяц назад в Генуе… Если даже он столкнется с Сюзи и Олтрингемом, что с того? Лучше уж покончить с этим раз и навсегда. Люди давно перестали воспринимать развод как трагедию: разведенные пары до последней минуты вместе обедают, а после встречаются друг у друга дома, счастливые сознанием, что благодаря их новым бракам образовались два новых центра досуга. Большинство пар, так философски отнесшихся к разводу и вторичному браку, без всякого сомнения в свое время испытывали страсть, верили в бессмертие любви, тогда как он и Сюзи просто и откровенно заключили деловое соглашение к обоюдной пользе. Этот факт внес последний штрих в нелепость его мучений и переживаний, и он сам себе показался гротескным и старомодным, как герой романтической литературы.

Он встал со скамьи, на которой сидел в Люксембургском саду, и подозвал такси. Стемнело, и он собирался вернуться в отель, отдохнуть, а затем пойти пообедать. Но вместо этого дал шоферу адрес Сюзи, забрался на сиденье, сложил руки на ручке зонта и уставился перед собой, словно выполнял некую утомительную обязанность, с которой необходимо покончить, прежде чем думать о более важных вещах.

«Это самый простой способ», — услышал он собственные слова.

На углу улицы — ее улицы — он остановил такси, вышел и стоял в неподвижности, пока машина, тарахтя, не скрылась из виду. Это была короткая невыразительная улица, намного более далекая, чем он ожидал, конец которой растворялся в тени густых деревьев. Начал накрапывать дождик, и в полутемном окраинном квартале было темно, почти как ночью. Лэнсинг шагал по пустынной улице. Дома стояли тесно, всего в нескольких ярдах друг от друга, отделенные голым кустарником, а от тротуара — изгородями и калитками. Поначалу он не мог различить их номеров, но вскоре, поравнявшись с фонарем, увидел, что освещаемый им небольшой облезлый домик и есть тот, который он ищет. Открытие удивило его. Ему представлялось, что, как это часто случалось в отдаленных уголках Пасси и Ля-Мюетт, убогая улочка ведет к роскошной частной гостинице, построенной на окруженных деревьями руинах старинной усадьбы. Такова была последняя прихоть богачей — устроиться на этих окраинах Парижа, где природа еще оставалась в сохранности; и он представлял себе Сюзи в каком-нибудь особняке с колоннами, из окон которого льется свет на блестящий газон и ворота со скульптурами. Вместо этого он увидел дом в шесть окошек, стиснутый другими такими же, с бельем, полоскавшимся на ветру между тощими кустами. Уличный фонарь иронически освещал его обветшалый фасад, напоминавший лицо усталой работницы, и Лэнсинг, опершись на ограду дома напротив, тщетно пытался совместить свое видение Сюзи со столь скромным жилищем.

Возможным объяснением было то, что адвокат дал ему неправильный адрес, ошибившись не только номером дома, но и улицей. Он достал листок бумаги и шагнул к фонарю, чтобы прочесть, когда из тьмы вынырнул мальчишка, похожий на посыльного, и направился к дому. Ник посторонился, и мальчишка открыл калитку, взбежал на крыльцо и дернул ручку колокольчика.