Джон Пристли - При блеске дня

— Удивительно, вчера я виделся с Бриджит — помните ее? От моего рассказа она сразу подскочила и заявила, что Джоан могла ляпнуть что угодно, лишь бы привлечь мое внимание.

— А что с ней стало… с Джоан? — настороженным тоном спросила Лаура.

— Умерла несколько лет назад. Как я понял, сошла с ума. Уже в 1919-м она была слегка не в себе.

— А Бриджит теперь какая?

Я рассказал про Бриджит и добавил:

— Мы стали совсем чужие… и не очень-то понравились друг другу. Глупая была затея. Хорошо, что не моя и не ее. Нашу встречу устроил другой человек.

Лаура кивнула и, к моему облегчению, не стала расспрашивать об этом человеке. Только заметила:

— А мне кажется, что затея была не так уж глупа.

Думаю, мы смотрели друг на друга примерно одинаково: с улыбкой, с любопытством. Она хотела что-то сказать, но промолчала. Я вопросительно приподнял брови. Она улыбнулась и покачала головой. В камине тихо шипело пламя. За стеной гремело радио. Чувство тягостного ожидания, словно все происходит в замедленной съемке, охватило нас обоих.

— Что ж, Лаура, — произнес я, разрушая чары, — объясните, почему вы заговорили про Элингтонов. На то должна быть особая причина, верно?

— Мне сейчас за сорок, — сказала она, — а тогда было всего десять. Не верится, что это по-прежнему может иметь какое-то значение. Дело, должно быть, в том, что я очень долго не будила воспоминания о том дне, закупорила их в бутылку и спрятала подальше.

— Вы имеете в виду пикник на утесе?

— Да. Я никогда и никому об этом не рассказывала. Но раз уж вы вспомнили ту пору и к тому же были так добры ко мне, пытались утешить, теперь я вам все расскажу.

А потом я увидел нечто необычайное: мне показалось, что я снова сижу в том поезде и растерянно смотрю на безмолвное перепуганное дитя. Выпущенный на свободу и давно погребенный в подсознании ужас словно бы стер на время все минувшие годы, и на лице Лауры появилась печать детского страха. Сердце защемило от боли за эту девочку.

— Видите ли, после того несчастья никто не задавал мне вопросов. А я была слишком потрясена, чтобы признаться самой. Помните, я тогда ушла от вас с Бриджит? Я почувствовала, что мешаю, и пошла дальше по ручью. Вскоре я заметила наверху, на том самом уступе, Еву и Джоан. Я слышала их голоса, но слов было не разобрать. Они начали ссориться. Ева влепила Джоан пощечину, та набросилась на сестру и… О, столько лет я убеждала себя, что ничего не видела, что мне показалось… Но нет. Джоан столкнула Еву с уступа.

— Так вот как все было!..

— Да.

Слезы покатились по ее щекам, и она с досадой вытерла их рукой. Маленькая Лаура, которая не пролила ни единой слезы за всю дорогу — и расплакалась лишь возле самого дома, когда вспомнила про забытый на утесе рюкзак, — на миг вернулась, чтобы наконец выпустить на волю затаенный ужас.

— Простите. Веду себя как дура. Ничего не могу поделать.

— Ах да к черту Элингтонов! — воскликнул я, вставая и не зная, как ее утешить. — Джоан всегда была немного с приветом. Теперь вы все мне рассказали и можете спокойно забыть. Покончим с этим, Лаура, и пойдем дальше!

Она на мгновение опустила глаза, а потом встала и улыбнулась. Я сделал шаг назад, и мы посмотрели друг на друга.

— Я ведь только что говорила вам то же самое, — пробормотала она.

— Так уж оно устроено. Люди иногда должны говорить друг другу разумные вещи. Сперва вы, потом я. — Я замолчал, надеясь на ответ, но Лаура ничего не сказала и лишь с надеждой смотрела на меня.

Я широко улыбнулся:

— Даже мой давний коллега, Малькольм Никси — а ныне лорд Харндин, — не зря коптит небо.

Она рассмеялась, и я сразу понял, что мы с ней примерно одного мнения о его светлости.

— Что вы хотите этим сказать?

— Когда-нибудь объясню. Недавно я обнаружил себя припертым к высокой черной стене. Ладно, допустим, я сам годами ее строил, потихоньку замуровывал себя, но лишь после случайной встречи с Малькольмом Никси в Корнуолле я принялся носиться туда-сюда в темноте и нашел эту стену. А сегодня вечером я осознал, что в этой стене нет ни единого глазка или щербинки, и тут же появился Харндин, рассказал мне про вас и дал мне карточку с вашим телефоном.

Я посмотрел на огонь, гадая, не слишком ли я заговорился. Но Лаура что-то прошептала, и я принял это за просьбу не останавливаться.

— Ваша карточка и стала первой трещиной в стене, — продолжал я распаляясь. — Последние два часа эта трещина растет, сквозь нее проникает все больше света, и теперь я точно знаю, что за стеной есть целый мир. Пусть не такой уютный и безопасный, каким я его запомнил, — ему здорово досталось в войну, он оголодал и обозлился, — но, если я смогу жить и работать в этом мире, однажды, быть может, он начнет приносить мне столько же радости.