Джон Пристли - При блеске дня

И много ли снесу я?

Уйдя от освещенных вестибюлей и касс, я отправился к своему клубу, где решил поужинать. Внезапно меня охватило чувство, что все кончено, руки и ноги мои уперлись в стену тупика. Я отправился на поиски неведомых сокровищ в прошлое, в Браддерсфорд, и вернулся с пустыми руками. Я отверг Элизабет. Мне не нужен был Голливуд, не нужен был Брент, хотя умел я только писать сценарии и продюсировать фильмы (никаких иллюзий о том, чтобы спустя столько лет стать настоящим писателем, романистом или драматургом, я не имел). Я не знал, куда податься, причем это касалось и работы, и отдыха, если допустить, что мне действительно нужен был отдых. Да, я и прежде испытывал трудности, когда сидел без гроша в Лондоне, Нью-Йорке и Голливуде, но у меня всегда были какие-то планы, перед глазами маячили посадочные площадки и бухты будущего. А теперь — ничего; пусто внутри и снаружи, здесь и где бы то ни было, сейчас и в следующем году. Пусть я иду в клуб, где скоро закажу вкусную еду и выпью виски, а потом начну имитировать разговор, все же как человек чувствующий, мечтающий и думающий, я умер.

Таким же покойником — а может, и еще мертвее — я пришел на вечеринку в честь Элизабет. В большом зале на первом этаже «Клэриджес» собрались представители английской киноиндустрии, газетчики и просто светские персонажи, которых неизвестно зачем всегда приглашают на такие мероприятия. Золотые и янтарные потоки мартини, хереса и виски каскадами струились по глоткам знаменитых или полезных гостей. Джейк Вест, почти трезвый, радостно потел. Брент, который всегда любил подобные мероприятия, вел себя так, словно идея устроить коктейльную вечеринку впервые пришла ему в голову. Георг Адонай, печальный и влюбленный, томно шептал что-то на ухо высокой белокурой девушке, похожей на чахоточную сомнамбулу. Я смотрел на этих людей и не испытывал ни малейшего желания их видеть. Кроме Элизабет, разумеется: в великолепном черном платье и бриллиантах она была похожа на королеву. Однако и те несколько минут, что мы провели в обществе друг друга, вогнали меня в тоску.

— Здесь разговаривать бесполезно, Грег, — пролепетала она. — Меня все время дергают. Ты думаешь, что я напилась, но на самом деле я выпила одну крошечную рюмочку. Это все из-за людей!

— Знаю. Почему-то на меня эти люди оказывают прямо противоположный эффект.

Она пропустила мои слова мимо ушей, а может, и вовсе не услышала. Лиз была в таком восторге, что пронять ее мог разве что лязг цепей злобного привидения.

— Я только хотела сказать, милый, что Брент уже прислал мне переписанную сцену. Грег, ты просто чудо, ей-богу! Ты так тонко меня чувствуешь, каждое слово — в точку! И спорить ни о чем не надо. Ах какое это облегчение, ты не представляешь! С тех пор как ты уехал, я только и делаю, что целыми днями спорю, спорю, спорю… Но у тебя всегда получаются блестящие сценарии. Я очень благодарна.

Я понимал, что она говорит искренне, хотя и звучало это как типичная тирада актрисы на коктейльной вечеринке. Однако за избитыми профессиональными выражениями крылось душевное тепло, и оно же лучилось из ее бархатных глаз.

Я пробормотал какой-то ответ, но с языка так и рвалось: «Слушай, Лиз, я раздавлен, выпотрошен и пришпилен к голой стене. Ты не обязана мне ничем, особенно после наших недавних встреч, но я так нуждаюсь в тепле! Пойдем отсюда и поговорим как люди».

Впоследствии я часто спрашивал себя, что бы она сделала, если бы я сказал все это вслух, что бы произошло потом между нами. Но я ничего такого не сказал.

— Не уходи, Грег, — поспешно проговорила она. — У тебя такой вид, как будто ты хочешь поджать хвост и сбежать отсюда. Большинство гостей скоро уйдут, а мы с Брентом хотим поужинать в узком кругу…

— И ты приглашен, — сказал Брент, подошедший к нам с улыбкой гордого собственника на лице. — Не отказывайся, прошу. Элизабет, с тобой мечтают познакомиться одни очень хорошие люди.

— Беги, Лиз. Я все равно ухожу. Рад, что сценарий тебе понравился.

— Грег!

Мы посмотрели друг на друга, и Брент, гости и вся вечеринка на миг куда-то исчезли. Мы остались наедине. Это было прощание, и мы оба это знали. Один из нас стоял на палубе корабля, а другой махал с удаляющейся набережной. Потом я улыбнулся — по крайней мере я очень надеюсь, что мне это удалось, — и пошел прочь с тяжелой, как свинец, душой. Лиз пронзительно вскрикнула, но Брент тут же отпустил какую-то шутку, и она засмеялась, уходя с ним в глубину зала. Однако я убежден, что она все поняла.