Джон Пристли - При блеске дня

— Скучно играть такую ерунду? — спросил я.

— Нет, не в этом дело… хотя, конечно, музыка подливала масла в огонь. Больше всего нас раздражали люди. Старика Зенека тоже.

— Дрянь, — пробормотала Синтия.

— Вот-вот, дрянь, а не люди! — воскликнула Сьюзен. — Кроме вас, разумеется. Ну и Элизабет Эрл была душка, очень мило с нами побеседовала. А все остальные на нас даже не смотрели, музыку не слушали и вообще… ну прямо мертвецы! Сидят и знай себе бубнят: бу-бу-бу… Чтоб я еще хоть раз согласилась играть в такой гостинице! Ни за какие коврижки! Теперь-то я знаю, что собой представляют эти богатенькие старики. Мистер Зенек с нами согласен. Внутри у них… как будто умерло все. Никогда больше не буду играть для таких людей. Да и без толку это. Музыка им не нужна, им вообще ничего не нужно. Уф! Жуть нагоняют… как те деревянные манекены из сказки Джорджа Макдональда: голову тебе расшибут и не заметят. Ужасно рада, что уезжаю!

Сьюзен уставилась перед собой, наверняка рисуя в воображении пустырь, на котором толпились полумертвые зажиточные англичане; я почти увидел в толпе Малькольма Никси.

Синтия пробормотала что-то про своего отца.

— Правильно! — воскликнула переводчица. — У Синтии отличный папа — он бы вам понравился, — так вот он говорит, что эти люди всю жизнь морили голодом свое воображение. И вот теперь они превратились в зомби. Можете смеяться, но вам бы тоже не понравилось каждый вечер играть для зомби…

Синтия внезапно улыбнулась.

— Одни — зомби, другие — дрянь! Есть разница.

— Всех ненавижу! — крикнула Сьюзен. — Что ж, нам пора. Вам тоже нельзя опаздывать, верно?

Они от всей души поблагодарили меня за обед.

— Я получил не меньше удовольствия, чем вы, а то и больше, — сказал я. — Когда вернетесь в Королевский колледж, надо как-нибудь вместе сходить на концерт. — Я дал им свой адрес, и тут я что-то вспомнил. — Да, кстати… а у этой скрипачки Коннолли какого цвета глаза? Зеленые?

Сьюзен кивнула, а Синтия сказала, что точно не помнит.

На этом мы расстались. Я поспешил обратно в гостиницу, вспомнив, что хотел отправить телеграмму и заказать машину в Ватерлоо, куда мой корнуэльский поезд прибывал за полночь. В действительности он прибыл в час пятнадцать, но мой водитель постоянно обслуживал студию Брента и поэтому терпеливо дожидался на месте; примерно без четверти три я уже был в своей квартире на Кавендиш-сквер. Квартира была неплохая, я жил в ней почти три года, но в ту ночь она показалась мне не уютнее телефонной будки. Пришла длинная телеграмма от Сэма Грумэна, в которой он повторял то же самое предложение, которое так усердно пытался впихнуть мне Лео Блатт. Признаться, после этой телеграммы моя решимость никогда не возвращаться в Голливуд заметно поубавилась, но лишь на минуту. Меня поманили не деньги и слава. Нет, я захотел уехать как можно дальше от всеобъемлющего лондонского сумрака, от печальной квартиры, от подогретого чая и отвратительных сосисок, которые принесет утром брюзгливая тетка, все это было почти ничем не лучше войны. На тихоокеанском побережье, говорил я себе, есть хотя бы солнце, воздух и краски, не говоря уж о приличном кофе, фруктах и нормальной еде. Здесь меня ничто не держало: я не знал, чем хочу заниматься, и у меня не было даже намека на план. Думается, если бы в ту минуту мне позвонил Сэм или Лео, я бы в конце концов поддался на их уговоры. А если бы ко мне пришла лично Элизабет, ей бы и уговаривать не пришлось. Но поскольку никого из них рядом не было, я в ярости разорвал телеграмму, оставил на столе стопку нераспечатанных писем и лег в постель. Поздно утром меня разбудил звонок Брента. Я согласился привезти сценарий на студию и пообедать с ним. Когда я приехал, там был и Георг Адонай. Следующие два часа мы обсуждали сценарий: они сомневались насчет некоторых эпизодов, но я сумел отстоять свое мнение. Однако в заключительной части фильма все же была одна сцена, которая требовала доработки, и я пообещал все исправить в ближайшие двадцать четыре часа. Адонай обрадовался и, напомнив, что мы собирались вместе поужинать, отбыл. Брент тоже был доволен. Видимо, они оба приготовились спорить со мной весь день напролет и потому испытали огромное облегчение, когда делать этого не пришлось.

— Отменная работа, — сказал Брент, когда мы отправились обедать. — Держу пари, твоя лучшая. У Георга есть несколько стоящих идей, так что вместе с ним и прекрасной Элизабет мы снимем отличное кино. Ты был прав насчет нее, Грегори. Она достойная и разумная женщина, работать с ней приятно и легко. Поначалу я в этом сомневался, но мы с ней здорово поладили. Завтра я устраиваю для нее большую вечеринку в «Клэриджес», это будет ее первое появление в свете. Джейк кого только не пригласил… ну да ты сам все знаешь.