Джон Пристли - При блеске дня

Итак, в этот поздний и одинокий час настал черед прощальной сцены.

— Прощай, великолепная, обворожительная, роковая леди, — пробормотал я. — Ты не смогла бы сделать и двух вдохов в нашем душном, больном и потном мире, но ступай покажи миллионам зрителей, как ты наносишь ответный удар и вновь обретаешь счастье. Ради Элизабет, ради Брента, ради всех остальных заклинаю тебя: получи за это не меньше четверти миллиона стерлингов. Удачи и успеха тебе, голубушка. Прощай навсегда.

Спал я недолго, но крепко, а утром проснулся с чувством, какое всегда посещает меня в день отъезда — все вокруг выглядело зловеще идеальным. За окнами по-прежнему выл ветер, и море грозно урчало и пенилось, но в голубом небе ярко светило солнце, на краю обрыва утесник полыхал желтым огнем, а поля и живые изгороди выглядели так, словно их создали сегодня утром. Умывшись и собрав вещи, я решил прогуляться — до обеда было еще полно времени. Оглядываясь по сторонам, я испытывал странное сожаление, которое нельзя было передать словами или даже сколько-нибудь определенными образами. Как будто эта Тралорна, надевшая на проводы свой лучший наряд, предложила мне нечто прекрасное, а я навек покидаю ее, даже не узнав, что потерял.

Сьюзен и Синтия ждали меня у входа в «Ловушку для лобстеров» — чистенькие, нарядные, скромные и очень радостные.

— Вы не забыли позвонить? — громким шепотом спросила меня Сьюзен.

— Нет, — мастерски пародируя ее шепот, ответил я. — Они знают, что это очень важно. Идемте.

Мы сели у небольшого окошка в столовой; еда оказалась в самом деле неплохой, а порции — куда более щедрыми, чем те, что выдавала бригада физиков в «Ройял оушен».

Девушки с аппетитом ели и пили сидр.

— Вкуснятина! — сказала Сьюзен, пережевывая пирог с патокой. — Мы тут все время голодаем, правда, Синтия?

— Да, — кивнула та. — Приходится покупать булочки, — добавила она, глядя на меня огромными глазами испуганной лани.

— В животе вечно один крахмал! — сказала Сьюзен. — И эта несчастная женщина, у которой мы живем, всякий раз жалуется нам на свою жизнь, рассказывает ужасные истории. У ее мужа что-то с сердцем, он целый день лежит, ее саму разбил артрит, а все дети умерли. И стоит ей хоть слово поперек сказать, она тут же заводится: как ее милая деточка кричала два дня без перерыва, какая красивая она была в гробу… Мы, конечно, сразу в слезы и напрочь забываем про свои беды. А потом она опять кормит нас какими-то жуткими костями с морковью, и это просто невыносимо! Зато как здесь вкусно! Первый класс!

Я спросил их о планах. Как выяснилось, они решили на пару-тройку семестров вернуться в Королевский колледж. Сьюзен еще раз попытает счастья с концертом Брамса, а Синтия возьмется за концерт Элгара для виолончели. Потом девушки рассказали мне про учебу в колледже и тамошних студентов.

— Лучший пианист там мальчик по фамилии Форшоу, ему всего восемнадцать и он немножко не в себе. Но как играет! И Брамса второй концерт, и что захочешь, — тараторила Сьюзен. — А еще есть скрипачка Шейла Коннолли, примерно моего возраста, так вот она недавно сыграла с Лондонским симфоническим только Мендельсона, но все же настоящий концерт… везет некоторым!

— Откуда она? — спросил я.

— Не знаю. А ты, Синтия, не знаешь?

— Нет… — робко и мечтательно молвила она. — Терпеть ее не могу!

— Синтия терпеть ее не может, — повторила Сьюзен. — Я тоже не очень-то ее люблю. Нет, мы не завидуем, не подумайте. У нее великолепная техника, и ее наверняка ждет большой успех.

— В чем же тогда дело?

Синтия что-то пробормотала, и Сьюзен вновь взяла на себя обязанности переводчика:

— Да-да, вот именно. Синтия говорит, что Конналли чересчур замкнута, никогда не участвует в мероприятиях, ни с кем не разговаривает, всюду она одна. Нам с Синтией кажется, что это слышно и в ее игре. Очень уж холодная и выверенная музыка у нее получается. Бьюсь об заклад, Мендельсон в ее исполнении был ужасно скучный, но все хлопали, конечно, потому что она так молода и неплохо смотрится на сцене.

— Она ирландка?

— Говорит как обычно, без акцента, — ответила Сьюзен. — Глаза у нее какие-то странные, но многие считают ее красоткой. Обед был волшебный, мистер Доусон!

— Давайте выпьем кофе на улице, — предложил я. — Там потеплело, и я хочу подышать воздухом перед поездом.

Мы сидели на солнце, на ветру, и нам было очень хорошо. Я спросил, понравилось ли им в «Ройял оушен».

— Нет, — ответила Сьюзен. — Сперва было весело, но уже через несколько дней мы повеситься были готовы. Синтия даже хотела уехать, правда, Синтия?