Эдит Уортон - В доме веселья

Зал был полон женщин и девушек, слишком увлеченных быстрым поглощением чая с пирогом, чтобы заметить ее появление. Гул пронзительных голосов отражался от низкого потолка, оставляя Лили запертой в маленьком кругу тишины. Внезапно она почувствовала острую боль своего бесконечного одиночества. Глаза ее ощупывали лица вокруг, мечтая встретить участливый взгляд, некий сигнал сочувствия к ее беде. Но озабоченные женщины с землистыми лицами, с сумками, блокнотами и свернутыми в трубочку нотными тетрадями были поглощены собственными делами, и даже те, кто сидел в одиночку, были заняты — пробегали глазами корректуру или пожирали взглядом журнал, наспех прихлебывая чай. Одна Лили была как будто выброшена на мель, бесполезная и бездеятельная.

После нескольких чашек чая и порции тушеных устриц ее сознание прояснилось, а мысли оживились, когда она снова вышла на улицу. Лили поняла, что вот сейчас, пока она сидела в ресторане, в ней помимо воли созрело окончательное решение. Благодаря этому открытию она ощутила некую иллюзию деятельности — ее бодрила мысль о том, что у нее есть причина торопиться домой. Чтобы продлить это приятное ощущение, Лили решила пойти пешком, но расстояние было так велико, что она то и дело бросала тревожные взгляды на уличные часы, встречавшиеся по пути. Одним из удивительных открытий ее безработного состояния было то, что времени, когда оно предоставлено самому себе и не заполнено конкретными делами, нельзя доверять — оно движется непостижимым образом. Обычно оно ползет, но как только ты поверишь в это и станешь рассчитывать на его медлительность, время вдруг срывается на невообразимый дикий галоп.

Правда, дойдя до дома, Лили отметила, что час еще достаточно ранний и можно присесть отдохнуть несколько минут, прежде чем приступить к исполнению задуманного. Оттяжка не слишком поколебала решимость Лили. Внезапно открывшаяся ей внутренняя сила одновременно страшила и возбуждала — она видела, что все будет легче, гораздо легче, чем она представляла себе прежде.

В пять часов Лили встала, открыла дорожный сундук и вынула из-под платьев запечатанный сверток. Вопреки ожиданиям, ни единый нерв в ней не дрогнул, когда она взяла сверток в руки. Лили словно была закована в крепкую броню безразличия, как будто неистовым усилием воли удалось наконец привести в оцепенение утонченные чувства.

Лили снова надела уличный костюм, заперла дверь и вышла на тротуар. До вечера было еще далеко, но потемневшее небо набрякло дождем, а холодные порывы ветра сотрясали вывески над уличными лавками. Она дошла до Пятой авеню и не спеша направилась на север. Ей достаточно хорошо были известны привычки миссис Дорсет — после пяти та обычно была дома. Конечно, она могла и не принимать, особенно таких нежданных визитеров, от которых наверняка отгородилась, отдав особые на то распоряжения дворецкому, однако Лили загодя написала записку, которую собиралась послать, чтобы ее впустили.

Лили рассчитала время так, чтобы пешком дойти до дома Дорсетов, полагая, что от быстрой ходьбы на холодном воздухе ее нервозность уляжется. Но на самом деле она чувствовала, что в этом нет никакой нужды. Лили спокойно и непоколебимо предвкушала встречу.

На Пятидесятой улице тучи внезапно прорвались и струи ледяного дождя хлынули ей в лицо. У нее не было с собой зонтика, и легкое весеннее одеяние мгновенно промокло. До места оставалось еще полмили, поэтому Лили решила перейти на Мэдисон-авеню и сесть в трамвай. Когда она свернула в переулок, в душе шевельнулось смутное воспоминание. Строй зеленеющих деревьев, свежая кирпичная кладка и известняковые фасады, георгианский доходный дом с цветочными ящиками на балконах соединились в одну знакомую сценку. Именно по этой улице шли они с Селденом тем сентябрьским днем два года назад, чуть впереди — крыльцо, на которое они поднялись вместе. Воспоминание выпустило на волю стаю оцепеневших чувств — страстные желания, сожаление, надежды, пульсирующую боль единственной весны, какую знало ее сердце. Было странно идти мимо его дома с такой целью, как у нее. Внезапно она увидела свой поступок его глазами — и от стыда при мысли о его причастности, о том, что для достижения цели ей придется торговать его именем и нажиться на тайне его прошлой жизни, кровь похолодела у нее в жилах. Какой долгий путь прошла она с того памятного их разговора! Уже тогда она стояла на дорожке, по которой ступала теперь, уже тогда она оттолкнула его протянутую руку.