Гарольд Роббинс - Саквояжники (Охотники за удачей, Первопроходцы)

— Привет, Джонас.

— Привет, Роза, — промычал я через повязку. — Разве уже пора менять? Я ждал тебя не раньше, чем послезавтра.

— Кончилась война.

— Да, — сказал я, — я знаю.

— Когда я проснулась сегодня, утро показалось мне таким прекрасным, что я решила немедленно мчаться к тебе, чтобы снять повязки.

— Так-так, — с недоумением сказал я, — всегда интересовался, какой логикой руководствуются доктора?

— Это логика не врача, а женщины. Я пользуюсь своим преимуществом, которое заключается в том, что я прежде, чем стать врачом, стала женщиной.

Я рассмеялся.

— Я благодарен той логике, которой ты придерживаешься. Конечно, было бы здорово хоть на немного снять эти повязки.

Роза все еще улыбалась, хотя глаза ее посерьезнели.

— На этот раз мы снимем их совсем, Джонас.

Я смотрел, как она берет со столика ножницы. Протянув руку, я остановил ее. Внезапно я испугался того, что повязки снимут. Я чувствовал себя в них в безопасности, как в коконе, защищающем меня от любопытных глаз мира.

— А не слишком быстро? Все будет в порядке?

Роза поняла мои чувства.

— Лицо еще будет болеть некоторое время, — сказала она, начиная разматывать кокон. — Боль даже усилится, когда начнут работать лицевые мускулы. Но это пройдет. Ведь не можешь же ты все время прятаться под маской, правда?

Это говорил уже врач, а не женщина. Когда Роза сняла последние бинты, я почувствовал себя голым, как новорожденный младенец. Щекам было холодно. Я попытался по выражению глаз Розы определить свое состояние, но они были профессионально спокойны и бесстрастны. Ее пальцы ощупали мои щеки, подбородок, убрали волосы с висков.

— Закрой глаза, — потребовала Роза.

Я закрыл, и ее пальцы легонько ощупали веки.

— Открой.

Я открыл. Лицо ее по-прежнему было спокойным и бесстрастным.

— Улыбнись, — сказала она. — Вот так. — Лицо ее расплылось в широкой неестественной улыбке.

Я улыбнулся и улыбался до тех пор, пока не начали болеть щеки.

— Отлично, — сказала Роза и улыбнулась уже по-настоящему. — Хватит.

Я убрал с лица улыбку и посмотрел на Розу.

— Ну и как, доктор? Очень страшно?

— Не так плохо, — коротко ответила она. — Ты же знаешь, что и раньше красавцем не был. — Она взяла со столика зеркало и протянула мне. — Вот, можешь сам убедиться.

Я не стал смотреть в зеркало, я еще не был готов к этому.

— Можно сначала сигарету, доктор?

Роза молча положила зеркало обратно на столик, достала из кармана пачку сигарет, присела на край кровати и вложила сигарету мне в губы, предварительно прикурив ее. Затянувшись, я почувствовал сладкий привкус губной помады.

— Ты очень здорово порезался, когда Эймос выталкивал тебя в окно, но к счастью...

— Откуда знаешь? — перебил я ее. — Я имею в виду, откуда ты знаешь об Эймосе?

— От тебя. Ты говорил об этом, находясь наркозом. Мы собрали всю историю по обрывкам, таким же маленьким, как и осколки стекла, которые вытащили из твоего лица. К счастью, один из основных мускулов серьезно не пострадал. С лицом, конечно, пришлось много повозиться, но нам удалось быстро сделать необходимую пересадку кожи. И я должна сказать, что все прошло довольно удачно.

Я протянул руку.

— А теперь дай мне зеркало.

Роза взяла у меня сигарету и протянула зеркало. Я поднял его и, взглянув на себя, почувствовал, как по телу пробежала дрожь. — Доктор, — хрипло выдавил я, — я выгляжу точно как мой отец.

Роза забрала у меня зеркало.

— Разве, Джонас? Но ведь ты всегда так выглядел, — улыбнулась она.

Позже Робер принес мне газеты. Все они пестрели статьями о капитуляции Японии. Я мельком просмотрел их и отложил в сторону.

— Принести еще что-нибудь почитать, мистер Корд?

— Нет, спасибо, что-то не тянет.

— Тогда, может быть, немного поспите, мистер Джонас? — спросил Робер направился к двери.

— Робер! — окликнул я его.

— Да, мистер Джонас?

— Разве я... — я замялся, автоматически ощупывая пальцами щеку, — разве я всегда так выглядел?

Робер обнажил улыбке ровные белые зубы.

— Да, мистер Джонас.

— Как отец?

— Вы вылитый он.

Я молчал. Странно все-таки, всю жизнь старался ни на кого не походить и вдруг обнаружил в собственной внешности несмываемый отпечаток крови, которая текла в моих жилах.

— Что-нибудь еще, мистер Джонас?

Я покачал головой.

— Попробую теперь уснуть.

Откинувшись на подушку, я закрыл глаза. Шум с улицы начал постепенно отдаляться. Казалось, что я сплю очень долго, словно хочу отоспаться за те несколько сот лет, в которые недосыпал. Но мне этого не удалось, потому что я почувствовал, что в комнате кто-то есть. Я открыл глаза. Рядом с кроватью стояла Дженни и смотрела на меня. Увидев, что я проснулся, она улыбнулась.