Федерико Тоцци - Три креста

Как-то ночью, во власти очередного припадка, Никколо свалился с кровати и принялся кричать, сидя на полу посреди разбросанных стульев. Его крик то звучал пронзительно, порывисто, жутко, то превращался в тихий, заунывный стон, то вдруг разливался мягко и радостно, словно песня без слов.

Никколо никак не мог угомониться: в те редкие минуты, когда бред отпускал его, он вспоминал былые дни и жаждал выздоровления, однако через несколько секунд его рот снова кривился в ужасной гримасе, и он корчился в судорогах. Приступ, длившийся почти три часа, был настоящей пыткой для девушек и Модесты. Постепенно бедняга терял голос, его хрип стал похож на сдавленный смех, захлебнувшийся в приливе крови.

О том, что с Никколо случился апоплексический удар, Энрико узнал одним из первых. Новость, как когда-то известие о векселях, застала его в кабаке за стаканом вина. Энрико изменился почти до неузнаваемости: руки и ноги его опухли, а посиневшие губы извергали ругательства и проклятия. Он только почесал свою голову, зудевшую от вшей, и сказал:

— Вот теперь я верю, что есть в мире справедливость! Пытался сжить меня со свету, а сам сдох первым, как собака! Слышали? Мой брат, этот подонок, сыграл в ящик! Посмотрел бы я сейчас на его толстуху-жену, небось, убивается, причитает над ним! Но я не так глуп, как Джулио, чтобы, раскачиваясь под потолком, благословлять всех своими пятками!

— И много тебе, думаешь, еще осталось? — отозвались в темном углу его товарищи. — Уж мы тебя помянем, не сомневайся, если хозяин не пожалеет вина!

— Мне теперь наплевать. Это раньше я жил по-барски…

— Ну, полно строить из себя господина!

— Однако прежде никто из вас не смел обращаться со мной непочтительно!

Энрико отвернулся и выглянул на улицу через стеклянную дверь, приподняв занавеску. В этот момент один из дружков тихонько подкрался и вылил ему за шиворот стакан воды. Тот аж подпрыгнул от неожиданности:

— Что же вы делаете, вы так меня и впрямь в гроб вгоните! Я ведь еще не оправился от уремии!

— Да ну тебя! Опять завел старую песню!

— Я правду говорю, ничего не придумываю!

Видя, что обижаться и спорить бесполезно, Энрико снова плюхнулся на табуретку и, повернувшись к ним спиной, обратился к хозяину, который стоял у входа, прислонившись к двери.

— Вы только представьте себе: сегодня граф, у которого рога на голове, пожалуй, еще больше, чем кошелек, дал мне всего-навсего одну лиру. А ведь я тащился за ним через весь город, умоляя подать на пропитание! Был бы я сам синьором, показал бы таким, как он, у него рога такие длинные, что продавать можно!

— Вот и займись, подходящая для тебя работенка!

Хозяин давно уже обращался к Энрико на «ты», как и все остальные, тому ничего не оставалось, кроме как делать вид, что ему это по душе.

— Я бы подался носильщиком на вокзал или кузнецом в мастерскую, но куда там, с моим-то здоровьем! Да и благородная душа не позволяет…

— А ночуешь ты где?

— Сплю на скамейке в Лицце, под елками. Только вот нынче похолодало, и ревматизм с подагрой совсем меня одолели: кости скрипят и ноют, а от невралгии даже случаются обмороки. Иной раз от боли всю ночь глаз не могу сомкнуть. Тут и одеялом не укроешься: любое прикосновение доставляет мне страдание, стоит тронуть меня пальцем — и я вздрагиваю от боли! Так что я частенько слезаю со скамейки и брожу туда-сюда, глядишь, и не так холодно. Под утро усталость берет свое, и я, наконец, засыпаю, но тут приходят садовники, и снова мне нет покоя!

— Ты бы нашел себе укрытие получше, чтобы хоть в дождь было, где спрятаться!

— Одно время я спал в гротах вдоль Страда ди Пескайа. Однако туда по ночам наведывались влюбленные парочки, а иной раз захаживал справить нужду какой-нибудь бродяга, так что потом невозможно было дышать… В Лицце как-то почище и понадежнее. Вам, как погляжу, не терпится узнать всю мою подноготную!

— Да, спесь из тебя ничто не выбьет — как был заносчив, так и останешься до конца своих дней! Ладно, проваливай отсюда, может, удастся еще выклянчить денег. Поторопись, пока синьоры не разошлись по домам.

Энрико медленно поднялся и крикнул своим друзьям, сидящим в углу:

— Эй, вы ничего не хотите мне сказать?

Те не ответили. Он подошел поближе:

— Я спрашиваю, вы ничего не хотите мне сказать?

Тогда один из них протянул ему сигаретный окурок:

— На, держи! Помогает забить голод!

Энрико взял бычок и стал мусолить во рту. Костюм его давно превратился в лохмотья, от пуговиц остались одни нитки.