Юнас Ли - Хутор Гилье. Майса Юнс

Но не могла же Майса сказать ей напрямик, что им часто приходится туго, и она быстро ответила, что живет не так уж плохо. Да она и забыла о своих неполадках, пока стояла и болтала с фру.

Фру Сульберг хорошо помнила то время, когда Майса шила у них, помнила, сколько волновались из-за каждого платья и какой хорошенькой была она сама на балу у Сульбергов в розовом платье с буфами.

Она совсем развеселилась и заявила, что мадам Эллингсен непременно должна как-нибудь зайти к ним в Хумансбюэн со своей дочкой посмотреть на ее малышей…

…Майса всегда огорчалась, что после смерти сынишки пришлось продать детскую коляску; таскаться с ребенком на руках было неловко — сразу видно, что они бедные, да и девочка так оттягивала ей руки, что, когда они возвращались домой, мадам Эллингсен чувствовала себя совершенно разбитой. Но к дому лейтенанта флота Сульберга теперь можно доехать на новом трамвае, что стал ходить по улице, до которой недалеко дойти из Осло. И ведь как приятно совершить такую прогулку и проехаться в трамвае туда и обратно.

Ей это полезно, а то она совсем извелась и только тогда хватилась, что на дворе лето, когда заметила, что не надо покупать дрова и уголь.

Теперь нужно любой ценой достать Енсине соломенный капор с красными шелковыми лентами и пальтишко с капюшоном, точь-в-точь как те, что в этом году она видела на господских детях, которых возили в дорогих колясочках, а Эллинг пусть сошьет дочке хорошенькие туфли. Она и в прошлом году старалась ее принарядить. Но шерстяная шапочка стала совсем мала, а зимнее пальтишко только и может служить сейчас одеяльцем в люльке.

Пришлось порядком потрудиться, чтобы сколотить денег на капор с лентами и на материю для пальто. Эллингу повезло: он получил в кредит три фунта кожи для подметок у нового кожевенника, что поселился на углу Бругатен, и вот появились деньги от продажи двух пар сапог. Хотя вид Эллинга и внушал доверие, многие, вглядевшись в его унылое лицо, начинали сомневаться, можно ли поверить ему в долг.

Все свободное время мадам Эллингсен что-то шила и мастерила, чтобы привести себя и ребенка в приличный вид. С тех пор как от них ушла служанка, вся работа по дому лежала на ней: она и мыла, и чистила, и за мастерской следила, чтобы в ней всегда было прибрано, да еще тачала обувь для Эллинга, когда у того была работа… А на будущей неделе снова надо идти стирать на ручей к Энгевейен, за их домом. Там приходится стоять в сырости возле узкого деревянного желобка и, согнувшись над лоханью, бить белье палкой, мылить и выкручивать, а потом сушить, да еще присматривать за девочкой, которая сидит рядом на растеленном на земле платке; хорошо хоть, что светит солнце: для нее, для бедняжки, это лучшее лекарство…

В воскресенье она к Сульбергам не пойдет, в воскресенье их дома не застанешь: они уезжают с детьми на дачу к старикам Сульбергам или к асессору Юргенсену.

Наконец она выбрала день и часа в четыре вышла из трамвая в Хумансбюэне с маленькой Енсине на руках.

С тех пор как она в последний раз была в этих краях, здесь появилось много нового — новые дома и даже новые улицы, за шесть лет, что она замужем, все кругом переменилось…

Дорога сюда, на другой конец города, показалась ей целым путешествием, а ведь было время, когда ей ничего не стоило проделать этот путь пешком. Сколько она тут бегала! Теперь же она дальше узких улочек Осло нигде не бывает.

Быстро пройдя несколько кварталов, она остановилась на заднем крыльце красного каменного дома, принадлежащего лейтенанту Сульбергу. Дом с маркизами на окнах был окружен садом и украшен башенками с флюгерами. Прежде чем войти, она одернула платье на Енсине и расправила бант у нее под подбородком.

Мадам Эллингсен столько мечтала о сегодняшней поездке, что теперь, когда она уже стояла перед дверью, ее охватило беспокойство — как-то ее примут: она почувствовала себя неуверенно, глядя на этот богатый дом.

Набравшись смелости, она вошла.

В кухне никого не было, кроме нарядной горничной в белом фартучке, которая вытирала чашки и ставила их на поднос.

Да… фру дома… но…

— Скажите, что пришла мадам Эллингсен, которая когда-то шила у ее родителей.

Горничная с сомнением глядела на нее и на разряженную Енсине.

— А лучше передайте просто, что пришла Майса Юнс, тогда фру сразу поймет.

Мадам Эллингсен молча ждала, пока горничная уставляла поднос чашками и снимала с плиты блестящий кофейник. У нее было такое чувство, что они с дочкой мешают девушке, но наконец та удалилась в комнаты.