Сигрид Унсет - Мадам Дортея

Тура не говорила ни да ни нет, но теперь Вильхельм уже понимал, что это означает. Они снова начали целоваться. Наконец Тура положила конец поцелуям — она отвернула лицо и заговорила о поездке на сетер.

— Тебе нравится в Люнде? Ведь моя бабушка очень строгая?

— А ты знаешь… — Было уже совсем темно, и Вильхельм скорее угадывал, чем видел, что Тура улыбается. — Твоя бабушка получила премию в Сельскохозяйственном обществе, потому что у нее в усадьбе выткали тысячу локтей всякой тканины, и шерстяной и льняной. Так что, сам понимаешь, девушки тут без дела не сидят… Но я не жалуюсь, мадам Элисабет вообще-то добрая и справедливая хозяйка.

— А я и не знал, что бабушка получала какие-то премии. Вот ленсман в прошлом году получил серебряную медаль за осушение болот и увеличение пахотных земель.

— Тут премий хватает. И ничего удивительного в этом нет, вон у него сколько помощников. Мой отец умер, так и не успев расчистить нашу землю после сильного наводнения, убрать камни, сделать плотину…

Должно быть, уже наступила полночь, самое темное время суток. Окутанная сумерками Тура рассказывала Вильхельму о своем доме, он слушал с участием. Когда ее мать, выйдя замуж, приехала в Сюнстеволл, это была большая и богатая усадьба, но через год, в 1772 году — тогда как раз родился старший брат Туры, — случилось сильное наводнение. Большая часть пашни была погребена под камнями и песком, в усадьбе пострадали почти все дома и постройки. Тура родилась и выросла в Сюнстеволлхагане, маленьком хуторе, который ее отец прежде сдавал в аренду, теперь семья поселилась там, пока отец очищал свои поля от камней. Но он умер, так и не завершив этого дела, — Туре тогда было пять лет. Его смерть стала тяжелым ударом для матери, которая была слаба здоровьем и не могла держать даже такую маленькую усадьбу. Младших детей раздали по родственникам. Сюнстеволл перешел старшему брату, и он продолжал расчищать то, что не успел расчистить отец. Но тут случилось еще одно наводнение и снова погубило землю. Тура уже не верила, что когда-нибудь вернется домой к своим близким…

Вильхельм не отпускал руку Туры и время от времени нежно пожимал ее, а она продолжала рассказывать, спокойно и ровно. Даже серьезная, она казалась ему обворожительной.

Наконец голод напомнил им о себе — ведь они сегодня не ужинали! Однако Тура не сомневалась, что этой беде легко помочь.

Уже светало, когда они рука об руку возвращались в усадьбу. Пустынную дорогу освещала луна, но самой луны на посветлевшем небе было почти не видно.

Люди им попались только у самой усадьбы — на обочине спали два парня.

— Гляди-ка, один из них Клаус! Может, разбудишь его? — встрепенулась Тура.

— Захочет, так и сам доберется до дому, небось не в канаве валяется, — беззаботно ответил Вильхельм.

В усадьбе Тура повела Вильхельма к старому низкому домишке, зажатому между большими домами. Она сказала, что в этом доме мадам Элисабет угощала кофе некоторых избранных гостей, — может, в кофейнике осталось немного кофе.

В старом доме царил полумрак — от тлеющих в открытом очаге углей к волоковому отверстию в крыше поднимался синий дымок, через отверстие в дом заглядывали стебли, свисавшие с дерновой крыши. На скамьях, прибитых к стенам, и в темных углах слышались сопение и храп — Вильхельм со стыдом вспомнил, что пренебрег своими обязанностями, — он как шафер должен был сопровождать дядю Уле в комнату молодых. Теперь-то Уле и Ингебьёрг уже давно спали. Впрочем, не он один забыл о своих обязанностях — Вильхельм видел на дороге и других шаферов…

Тура нашла большую кружку и нацедила из кофейника, стоявшего на краю очага, немного кофе, почти одну гущу. В комнате было душно, пахло потом и табачным дымом — миска с полными и наполовину выкуренными трубками стояла на столе среди корзин со сдобой, это были остатки присланных на свадьбу угощений. Тура выбрала немного аппетитных плюшек и печенья, налила в кружку молока и взяла в губы кусочек бурого сахара:

— Пошли!..

В доме были небольшие сени и там, стоя, они совершили свою трапезу. Тура раскусила сахар и половину протянула Вильхельму, они по-очереди пили молоко, ели вафли, печенье и плюшки, смеясь, сами не зная чему.

Было уже совсем светло, когда они наконец решили, что пора лечь спать.

— Последний поцелуй, Тура… — В сенях их никто не видел. Вильхельм уже знал, что можно не дожидаться ответа. Поцелуй был долгий и сладкий, Тура доверчиво обвила руками его шею. Но посреди поцелуя она зевнула так, что у нее щелкнула челюсть.