Сигрид Унсет: Мадам Дортея

За домами река делала петлю, а потом скрывалась за поросшим кустами мысом, на котором стоял завод. Лунный свет отражался в черных полыньях, и снег на льду был пропитан влагой… Вильхельм и Клаус, добрые и послушные мальчики… А вдруг у господина Даббелстеена были дела на том берегу реки и он даже не заметил, как наступил вечер? На него нельзя полагаться. Он вполне мог решить, что на обратном пути они переберутся через реку там, где лед выглядел относительно крепким, чтобы сократить путь и не идти через мост.

Где же они сейчас могут быть? И какой жуткий ветер!..

Когда Дортея вышла на тракт, идти стало легче. Башмаки и подол юбки промокли насквозь, но она все равно старалась обходить большие лужи, полные ледяной кашей.

У Шарлахов из-под ставен выбивалась слабая полоска света. Слава Богу, подумала Дортея, стоя в сенях перед дверью и услыхав в ответ на свой стук: «Войдите!»

Шарлах пристроился на краю очага с книгой, которую читал при свете углей. Увидев гостью, он вскочил:

— Мадам Теструп! Ei du lieber Gott!.. [1] Ах, Боже милостивый!.. (нем.). Как вы решились выйти из дома в такую погоду?

Матушка Шарлах дремала над прялкой, теперь она встала и подвинула Дортее стул. В комнате было тепло и уютно, во всяком случае, так казалось тому, кто попадал сюда с улицы. Пахло жильем и сваренной недавно молочной кашей. Двое детей Финхен, дочери Шарлахов, сладко спали в кровати бабушки и дедушки, обычно это означало, что зять Шарлахов, Ханс Вагнер, занимавший комнату рядом с кухней, опять коротал вечер с рюмкой.

— Шарлах, Клаус и Вильхельм до сих пор не вернулись домой. Они ушли после полудня с господином Даббелстееном. И больше никто их не видел. Вот я и подумала, не зашли ли они к вам?.. Вы ничего о них не слышали?..

— А учитель? Он тоже не вернулся? — Шарлах нахмурил густые черные брови.

У коренастого стеклодува были короткая шея и могучие плечи. Широкие скулы, глубоко посаженные темные глаза, желтоватая кожа, покрытая сетью красных прожилок. Черные с проседью волосы, как всегда, были в беспорядке, сзади болталась тощая косица.

— Вы не спрашивали в Лервике, мадам Теструп? Мой зять говорил, будто вашего учителя видели днем в трактире у Элсе. — Шарлах мрачно смотрел мимо Дортеи.

Она сказала, что Ларе узнавал и в трактире, и у школьного старосты, но все безуспешно.

— Боюсь, мой муж разволнуется, когда узнает об этом. А у него и без того забот хватает, особенно в такую погоду, — кому, как не вам, знать об этом.

— Мадам Теструп, на вашем месте я бы, не теряя времени, отправил людей на поиски. Я и сам тоже… — Он начал натягивать чулки, теперь только Дортея заметила, что стеклодув босой.

— Но ведь вы уже собирались спать?

Шарлах покачал головой, достал сапоги с отворотами и натянул их.

— Этот Даббелстеен, никогда не знаешь, что этому парню взбредет в голову. — Он нахлобучил на голову большой треух, тщательно убрал под него волосы и надел теплый плащ.

— Geh zu Bett, Mutter [2] Ложись спать, матушка (нем.). , — кивнул он жене, испуганно переминавшейся с ноги на ногу. Матушка Шарлах, по обыкновению, не промолвила ни слова, да она почти и не говорила по-норвежски, хотя приехала в эту страну не меньше пятнадцати лет назад.

Луна скрылась за облаками, и Шарлах взял Дортею под руку.

— Мадам Теструп, я тут слышал от Ханса… Хотя и не знаю, связано ли исчезновение учителя Даббелстеена с этой историей… Но подождите, сейчас мы зайдем за дома, здесь ветер не дает говорить…

Во дворе Бруволда из будки, гремя цепью, выскочила собака и с радостным лаем, виляя хвостом, бросилась к немцу. Он наклонился и погладил ее.

— Итак, мой зять Ханс Вагнер слышал в трактире… Вы, верно, знаете, мадам Теструп, что между вашим учителем и одной крестьянской девушкой что-то было и потому его мать постаралась отправить его из дома.

Луна вышла из-за облаков, двор сверкал ледяным блеском, и его вновь испещрили черные тени. Серый, обветшалый фасад дома был хорошо виден. Окна кухни, которые забыли закрыть ставнями, были освещены. У Дортеи заныло сердце, что-то в голосе Шарлаха пробудило в ней смутную тревогу. Ветер шумел в кронах деревьев, где-то стучала по стене оторвавшаяся доска, холодные капли, которыми был пронизан воздух, кололи лицо, Дортея дрожала.

— Да, мадам Теструп, ваш учитель — несчастный человек. Один крестьянин из Скродала, Андерс Эверли, который привез нам кварц из Киндлиена, говорил сегодня у Элсе в трактире, что та девушка явилась в последнее воскресенье к пастору и призналась, что убила своих близнецов, которых втайне от всех родила на Рождество.