– Апельсинов?
– Апельсинов тоже. Но, кроме того, винограда, арбузов и дынь…
– А хлеба там тоже много?
– Есть, есть там хлеб. Там его называют пита. Это такие лепешки, пустые внутри, туда можно напихать, что хочешь. И сколько хочешь. Честное слово.
Хаймек вспомнил слова, сказанные его покойным папой в далекой заснеженной Сибири, и пробормотал:
– Папа… однажды папа уже говорил мне такое… обещал, что именно так все будет в Ташкенте. А потом он умер… и человек в коричневой форме… забрал его.
– У нас, – сказал человек в сером костюме, – у нас другая страна. У нас никто не умирает… так, как умер твой папа.
Хаймеку заметно было, как этот человек борется с раздражением.
– И людей в форме у нас тоже нет. Голос его с каждым словом становился мягче и мягче – наверное, от воспоминаний об этой таинственной стране. – В киббуце мы живем одной дружной семьей. И потому, как я уже сказал, у нас нет сирот.
– А что такое киббуц, – спросил Хаймек о том, о чем хотел спросить с самого начала.
Мужчина аккуратно снял со своего плеча какую-то мельчайшую пылинку и сказал, откашлявшись:
– Это… такое место… где все равны. В котором… нет никаких господ… а люди называют друг друга замечательным словом «товарищ»…
У Хаймека от разочарования на глаза навернулись слезы.
– В Сибири, – сказал он, – в Сибири… и в колхозе неподалеку от Ташкента тоже не было господ, и все называли друг друга «товарищ». Но было нам очень плохо. И если…
Ухмыльнувшись, мужчина дружески щелкнул мальчика по носу:
– Знаешь, кто ты, Хаймек? Ты законченный маленький пессимист.
Это Хаймек уже слышал. От своей учительницы литературы. Осторожно он спросил:
– А… пессимист… это кто?
– Это… больной человек. Который на все смотрит мрачно. Но мы… мы вылечим тебя, – уверенно пообещал Хаймеку человек в сером костюме.
Хаймек на него обиделся.
– Я не болен, – запротестовал он. – Я…
Но человек уже уходил. Встав, он потрепал Хаймека за подбородок и сказал так, как мог бы сказать ему покойный папа:
– Ну… до свиданья, сынок.
На что Хаймек, дождавшись мгновенья, когда спина в сером костюме готова была скрыться за дверью, не без ехидства бросил вслед:
– До свиданья… товарищ…
Дверь закрылась. Оставшись один, Хаймек вздохнул и стал думать о том, где ему разыскать пани Салину, чтобы объявить ей, что завтра он уезжает из Польши в Эрец-Исраэль.
В Землю Израиля.
Шамай Голан родился в 1933 году в Польше.
После оккупации Польши фашистами бежал вместе с семьей в СССР.
В 1946 году возвратился в Польшу, а уже в 1947 – репатриировался в Палестину.
Воспитывался в кибуце. Учился в Еврейском университете в Иерусалиме на факультете истории и литературы.
Многократно избирался Председателем Союза израильских писателей.
Основал Дом писателей в Иерусалиме.
Работал советником по культуре Посольства государства Израиль в Москве и Мехико.
Среди произведений Голана романы, сборники рассказов, публицистические статьи, пьесы, сценарии.
Его произведения переведены на русский, английский, португальский, испанский, польский, немецкий и другие языки.
Шамай Голан удостоен целого ряда престижных литературных премий, в том числе премии Иерусалима им. Ш. Агнона и Премии Премьер-министра Израиля.
В России имя писателя хорошо известно. Его произведения широко публиковались в журналах «Новый мир», «Знамя», «Нева», «Иностранная литература», инсценировались для радио и театра, выходили отдельными книгами.
Составная часть Талмуда.
Стой! Стой! Гром и молния! Проклятый еврей! Ты, свинья, стой! ( нем .)
Евреи, вон! Вон! ( нем .)
Бассейн для ритуальных омовений.
Благословен Ты, Господь, Бог наш, Царь вселенной, творящий добро даже грешным, – за то, что Ты отнесся ко мне благосклонно. ( иврит )
Сборник еврейский молитв на большую часть года.
Благословен Ты, Господь, Бог наш, Царь вселенной… ( иврит ).
Бог – царь верный. Слушай, Израиль, Господь – Бог наш, Господь один! ( иврит ). «Шма» – основная еврейская молитва.
Пергаменный свиток с текстом из Пятикнижия в металлическом или деревянном футляре, прикрепленный к дверному косяку в домах ортодоксальных евреев.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу