Шамай Голан - Неодолимая слабость

Дверь была заперта, но ключ не подходил. Вернее, замок оказался новый. Свет на лестнице погас. Сегал в свое время сам настоял, чтобы освещение выключалось скорее. Он провел пальцами по холодным металлическим бороздкам. Ключей, собственно, было три. Он заказал по одному для Ханны, для сына, для себя. Теперь от его ключа нет проку.

Пальцы Сегала коснулись бронзовой таблички. Даже на ощупь он понял: его имя все еще выгравировано здесь — как в былые времена. Он ведь хотел удивить своих — войти вдруг и сказать: «Вот я и дома». Но ключ, ключ…

Он нажал кнопку звонка, подождал, затем постучал — пальцем, а потом и кулаком. Снова и снова он щелкал выключателем, и яркий свет каждый раз ослеплял его.

Если б они переехали отсюда, таблички бы не было. А ведь он отсутствовал лишь несколько дней!

Он присел на ступеньку, положил руки на колени и устроил на них свой лоб. Снизу сквозило, — должно быть, из открытой двери парадного. Веки налились тяжестью. Ему виделось, как Авнер встает с задней парты и задает вопрос — сперва говорит «учитель Сегал», а напоследок «кто знает…». Уже тогда зарождалось противостояние между отцом и сыном. Все же его искали. Дали объявление в газету. «Если кто-то знает местопребывание… — писали они. — Ушел в полдень. Бесследно исчез…» Даже фото напечатали. Двадцатипятилетней давности. Волосы у него тогда были черные, гладкие, переходили в бакенбарды — как у художников. Может, они тогда подшутили над ним, мать и сын. Как дома. Порой Сегал накрывался газетой и устраивался дремать в кресле, а они стояли рядом и крутили ручку радиоприемника — все громче, громче, пока он не вскакивал в испуге и не ускользал в спальню.

Сегал снова склонил голову к коленям. Свет опять погас. Темнота. И ни души в этом темном коридоре. Они должны были дожидаться его. Отец возвращается домой. А здесь ветер дует снизу, пронизывает до костей — как будто сговорился с этими двоими… Сегал поднес ладони ко рту, подышал на них и прижал к щекам, пытаясь их немного согреть. Знакомый жест. Сегалу слышится нежный голос маленького Авнера:

Сын поет, Сегал смотрит на мальчика счастливыми глазами. Но Ханна заставляла сына обрывать эту песенку, которой его учили в детском саду. Потому что ожидались важные посетители. По вечерам в пятницу здесь собирались писатели, поэты, критики. Пили тепловатый пунш и обсуждали какую-нибудь новинку, последнюю книжку очередного модного стихотворца…

Но вот шаги. Легкие шаги — он их помнил. Ее шаги. Но чья же тяжелая мужская поступь? Слышится смех — ее голос все еще звонок, как колокольчик. Авнер смеется басовито, глуховато, смущенно. Как влюбленный, которому хочется понравиться своей девушке. Сегал встал, одернул полы пальто и провел пальцами по щекам, словно желая стереть недавно отросшую щетину. Стены были голыми и гладкими, спрятаться негде, вниз пути нет. Он бессильно прислонился к стене, тело его обмякло…

Когда они заметили его, смех тотчас оборвался. Ханна выдернула свою руку из ладони сына. Авнер недоуменно посмотрел на мать, но затем заметил Сегала.

— Зачем ты стоишь здесь, перед дверью… — проговорила Ханна, запинаясь.

Сегал оперся лопатками о стену и как-то нерешительно указал пальцами на бородку ключа. Свет в коридоре снова погас, но они не стали его включать. Авнер нашарил замочную скважину и отпер дверь. Как это делал обычно его отец, он посторонился и пропустил мать вперед. Сегал вошел следом, рука его коснулась плеча жены. Ханна сняла пальто и, не глядя на мужа, молвила:

— Вот ты и вернулся.

В ее голосе не было радости.

Сегал не ответил. Не стал даже снимать пальто. Он просто поставил саквояж у ног, а затем посмотрел на сына.

— Что будешь пить? — спросила Ханна.

Все так, как обычно по пятницам: гости рассаживались вокруг низкого стола, а Ханна спрашивала, кому чай, кому кофе.

Авнер прошел на кухню, налил в чайник горячей воды и очень аккуратно вытер дно, после чего поставил чайник на плиту и зажег газ.

— Совсем как отец, — усмехнулась Ханна, кивнув в сторону сына. Затем она поставила на стол стаканы. — Но больше не надо будет этого делать: видишь, твой отец вернулся домой.

Сегал почувствовал насмешку в ее голосе. Авнер потупился.

— Вернулся домой, — повторил он, и в его словах прозвучала обида.

— Мы начали, как бы это сказать… ну привыкать к этому, — проговорила Ханна и взглянула на мужа. Тот кивнул, соглашаясь. — Понимаешь, фильм был смешной, вот мы и смеялись…