Юсиф Чеменземинли - В крови

И тут позади, за шатрами, послышалось негромкое призывное ржание.

— Ну? — Кичикбегим чуть не плакала. — Слышишь? Он ржет — истомился! Неужели тебе коня не жалко?!

Мать усмехнулась погладила девушку по голове.

— Ладно, ладно, доченька… Взгляни–ка, не наш ли это Мамед?

Кичикбегим обернулась: Мамед–бек скакал на своем буланом; рукава его чухи крыльями развевались на ветру. Вытащив из кармана монету, юноша подбросил ее вперед, между ушами коня, на скаку соскочил с него, схватил с земли монету и, мгновенно оказавшись в седле, поскакал дальше.

Сперва Кичикбегим побелела, потом сделалась пунцовая. Лишь когда Мамед доскакал до конца поля, она, немного придя в себя, облегченно вздохнула.

— Эй, дядька! — позвала она.

Старый слуга тотчас оказался возле нее.

— Что прикажет моя ханум?

— Не слышишь разве, конь ржет? Ну? Чего стоишь? — девушка строго взглянула на старика. — Садись и выезжай на поле!

Пряча в усах улыбку, старый слуга вопросительно взглянул на Шахнису–ханум. Та рассмеялась.

— Выезжай, раз говорит, что я могу поделать?! Уж если ей что взбредет на ум!..

Старик поклонился и ушел. Немного погодя он уже гарцевал на скакуне, выезжая на поле. Поравнявшись с шатрами, он на всем скаку высек кресалом огонь и под смех зрителей раскурил свою трубку.

— Дядька, мой старый дядька! Все–таки сделал по–моему! — и девушка, сияя от радости, изо всех сил стиснула матери руку.

Вагиф родился в начале восемнадцатого века в деревне Гырак Салахлы, что в Казахе. Он был из рода Саатлы, издревле занимавшегося скотоводством и хлебопашеством. Однако бесконечные ирано–турецкие войны нарушили мирную жизнь, лишили народ Казаха почти всех его мужчин, способных носить оружие.

Первоначально Казах, как и Шамсаддин, входили в Гянджинское ханство. Позднее, когда сыновья гянджинского повелителя Зияд–хана не обнаружили желания примкнуть к Надиру, тот в наказание отделил Казах от Гянджи и передал его во владение наместнику Грузии Ираклию.

Вместе с войсками Ираклия казахцы принимали участие во всех походах Надира и показали себя храбрыми воинами. Однако воинская доблесть дорого стоила народу. Турки неоднократно проходили по родной земле, топча и опустошая ее. Вконец измученные казахцы не знали, где искать спасения. Основание Карабахского ханства и постройка в 1754 году крепости Шуша давали надежду, что в городе–крепости, расположенном высоко в горах, в стороне от больших дорог, люди обретут наконец мир и покой, и казахцы начали переселяться в Карабах. Вагиф вместе с другими семнадцатью семьями из рода Саатлы перебрался в Шушу, обосновал махаллу, которая так и называлась — Саатлы.

Ко времени переезда в Шушу Вагифу было лет тридцать. Он сумел получить хорошее образование, прекрасно знал турецкий и персидский языки, был весьма сведущ и в некоторых других науках, а потому по прибытии в Шушу открыл в своей махалле школу и стал обучать детей. Работа эта мало что давала Вагифу, удовлетворения от нее он не чувствовал. Но Вагиф твердо верил в свои силы, он знал, что у него острый взгляд, что он умеет все подметить, каждого понять, и когда–нибудь он все равно обретет возможность оказывать влияние на людей и на ход событий.

В первые годы жизни в Шуше Вагифа знали лишь в махалле: он был грамотей и детский учитель. Правда, он писал стихи, и время от времени стихи эти распространялись по городу, так как любители поэзии охотно переписывали их в свои тетради. Вагиф вел жизнь уединенную, скромную и не стремился к новым знакомствам. В этом отношении он не хотел считаться с принятыми обычаями; сидел в своем небогатом домишке, нисколько не сомневаясь в том, что его ждет большое будущее.

И вот однажды случилось происшествие, привлекшее к Вагифу внимание самого хана.

Какой–то чабан, желая уберечь от сглаза любимую свою собаку, надумал заказать какому–нибудь грамотею охранительную молитву: бедняга и понятия не имел, какое это кощунство. Пригнав в Шушу несколько овец, он обратился к первому встречному и объяснил, что ему надобно: тот направил чабана к мяснику, мясник, выслушав чабана, направил его к кондитеру на Шейтанбазаре. Бедняга обходил весь базар, пока кто–то не сжалился над ним и не направил к Вагифу. Тот сразу все понял, однако вида не подал и, не желая обижать простодушного крестьянина, сел и написал для него следующую молитву: