Юсиф Чеменземинли: В крови

— Дай бог! Дай бог… — Вагиф грустно улыбнулся. — Честно говоря, тревожно на сердце стало… Это, как в пословице говорится: «Муха хоть и не погана, а проглотишь — мутит…»

Вошел нукер, тот самый, что докладывал недавно о приходе Мирзы Алимамеда. На латунном, украшенном тонкой резьбой подносе, который он держал в руках, стояли две чашки кофе. Слуга сообщил, что изволил прибыть еще один гость — Ханмамед–ага.

— Проси! — чуть заметная усмешка мелькнула на губах Вагифа. Мирза Алимамед недовольно взглянул на дверь, появление нового гостя, доводившегося ему родным братом, явно обеспокоило его.

Вошел Ханмамед–ага, произнес праздничные поздравления, сел, забросил за плечи рукава зеленой чухи, шмыгнул крупным, покрытым волосинками носом и, не дожидаясь, пока станут потчевать, принялся за халву. Набил ее за щеки и стал рассказывать городские новости.

— Хан проехался сегодня по махалле [4] Махалла — квартал , округ, район. Куртлар… Вернулся с Хазнагая, уехал на новую башню…

— Так все же вернулся или уехал? — со смехом перебил его Вагиф.

— Вернулся! — выпалил Ханмамед, и изо рта у него посыпались крошки халвы. — Вернулся! И комендант Агасы–бек при нем! А когда проезжал мимо дома купца Гаджи Керима, заприметил во дворе его дочку. Очень уж, говорят, она ему приглянулась!.. Девчонка–то и в самом деле недурна: годочков этак пятнадцать–шестнадцать…

— Ну что ж, значит, опять попируем на свадьбе! — весело отозвался Вагиф.

— А что ж не попировать, живы будем, попируем!

Мирза Алимамед, не поднимая глаз, с раздражением слушал болтовню брата. А Вагиф от души веселился, откровенно подсмеивался над гостем.

— Ну хорошо, Ханмамед, хорошо, братец! Расскажи ка нам, какие вести от друга твоего Сафара?

Сафар был гачагом, одним из самых известных в Карабахе. Родом он был из деревни Зарыслы, в горы ушел после того, как убил старшину. В прошлом году, возвращаясь после сбора податей, Ханмамед повстречался с Сафаром. Гачаги привязали его и его нукеров к деревьям, забрали нагруженные на ослов вьюки и ускакали. Через несколько дней Ханмамеда случайно нашли в лесу изнемогающим от голода и жажды и полуживого привезли в Шушу.

— Вот вы смеетесь, говорите, трус. А недавно они опять караван ограбили, из Ардебиля в Тифлис шел… Страшные это люди, как вспомню, трясет всего!..

— А какой он на вид, этот Сафар? — спросил Вагиф, становясь серьезным.

— Да еще совсем молодой! Лет двадцати двух, не больше. Но такой могучий, грозный!.. Рявкнет на тебя, сразу язык заплетается!..

— Ну что ж, видно, так оно и есть. Как говорится, устами младенца глаголет истина! — Вагиф с усмешкой оглядел Ханмамеда и перевел взгляд на другого гостя. Мирза Алимамед и сам с трудом сдерживал улыбку, но видно было, что он хотел бы прекратить этот разговор, и спросил:

— Ахунд, нам не пора ли отправляться к хану?

Вагиф достал из внутреннего кармана часы на черном шнурке, украшенные эмалью, и сразу же крикнул слугу.

— Что прикажешь, ага?

— Скажи стремянным: пусть седлают коней!

— Будет исполнено!

Через несколько минут слуга доложил, что кони готовы.

Вагиф натянул рукава чухи, застегнул их, вышел вместе с гостями. Обувь рядком стояла на веранде. Все трое обулись и по каменной лестнице спустились во двор. Под большим тутовым деревом стояли два коня в серебряной сбруе, под красивыми дорогими седлами.

Нукеры подвели коней: сначала гостю — Мирзе Алимамеду, потом Вагифу. У Ханмамеда коня не было, он ушел пешком.

Вагифа и Мирзу Алимамеда сопровождали два нукера и два стремянных.

Когда Вагиф и Алимамед вошли в просторный зал дворца, он был уже полон: прибыла вся городская знать — вельможи, беки, богатые купцы. В удаленной от входа почетной части зала, на убранном дорогими коврами троне, перед окном из цветных витражей сидел повелитель Карабаха Ибрагим Халил–хан. Возле него толпились разряженные по случаю праздника гости. Среди прочих присутствовали тесть хана Малик Шахназар, комендант Шуши Агасы–бек, армянский священник Охан, городской судья–казий, с белой чалмой на голове, и несколько сеидов с зелеными чалмами на головах.

Ближе к дверям располагались купцы и главы городских ремесленников. Они сидели вдоль стен на шелковых тюфячках и помалкивали.

Вагифа и Мирзу Алимамеда все приветствовали стоя. Не поднялись только хан и его взрослый сын и наследник Мамедгасан–ага, они лишь сделали пришедшим знак, приглашая на почетное место. Вагиф и Мирза Алимамед, не переставая кланяться, прошли на указанные им места и сели. Вагиф сидел по левую руку от хана, Мирза Алимамед — по правую, рядом со священником Оханом. Ибрагим–хан, гордясь тем, что он прямой потомок внука Чингиз–хана Кулагу, старался соблюдать традиции, идущие от двора Чингиз–хана. Одной из этих традиций было сажать по левую сторону от хана особо надежных, доверенных людей. И то, что Вагиф занимал место — ошуюю, свидетельствовало о его авторитете, об уважении, которым он пользовался при дворе.