Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том четвертый

– Избавилась от него, вот и все… – они с герром Генрихом пожали друг другу руки, на мостовой, – какая она православная, Кукушка. Она жидовка, носила крест только для вида… – графиня фон Рабе оказалась набожной католичкой, и носила в сумочке четки из Лурда. Она горячо говорила, что немецкие католики лояльны фюреру, отцу страны и нации:

– Его высокопреосвященство папский нунций, монсеньор Чезаре Орсениго, обещал, что его святейшество пришлет личное благословение нашему будущему сыну Адольфу… – узкая ладонь легла на выпуклый живот, – вместе с благословением от фюрера… – Орсениго ничего такого не обещал, но Марта рассудила, что упоминание о папе и нунции не помешает.

Она помешала сахар в чашке:

– Прощаются. Он говорил, что в Моабит едет, работать с русскими военнопленными… – Марту затошнило, – Лиза могла попасть в плен, если она воевала. Наверняка, воевала… – Петр Арсеньевич Воронцов-Вельяминов шел к станции метро Кохштрассе. Марта проводила глазами серо-зеленую, эсэсовскую шинель, широкие плечи, коротко стриженые, каштановые волосы, под фуражкой.

На нее повеяло сандалом. Муж опустился напротив, расстегнув кашемировое пальто, махнув кельнеру. Марта не заказала пирожное, боясь, что ее вырвет, как вчера, в спальне. Сославшись на усталость, Марта попрощалась с гостем. Ребенок недовольно ворочался, она стояла на коленях, перед унитазом:

– Петр Арсеньевич Воронцов-Вельяминов. Но он летчик, майор Воронов. Я помню его, с авиапарада. Не летчик… – Марта прополоскала рот, – он ничего не знает об авиации. Его брат, Степан, летчик. Я не знала, что есть еще один брат, что он работал в НКВД. Они близнецы… – Марта так и сказала Генриху, когда муж поднялся наверх, после хаммама.

Они лежали в постели, Аттила устроился у кровати, на ковре. Генрих, обняв ее, зашептал:

– Я почти все выведал, у Макса. Проклятый позер, он не упустил возможности похвастаться успехами… – выслушав мужа, Марта приподнялась на локте:

– Он может знать, что случилось с моей матерью, Генрих. Но спрашивать о маме нельзя, такое подозрительно… – девушка закусила губу, – и он интересовался крестиком… – Генрих уверил ее:

– С крестиком все будет просто. Недаром у нас под рукой ювелирная лавка. Но ты сегодня была в ударе… – он прижал Марту поближе, – когда Макс пошел сажать мерзавца… – он поморщился, – в такси, папа сказал, что ты большая умница, не растерялась…

– Я знаю, – вздохнула Марта, – Генрих, невозможно подумать, что он кузен герра Кроу. Его брат, Степан, очень хороший человек… – муж, мрачно, отозвался:

– А я брат Максимилиана и Отто. Родной брат, Марта… – она слушала спокойное дыхание мужа:

– Тварь родственник моего отца. Месье Корнель, или Драматург… – Марта велела себе запомнить кличку. Она обрадовалась, услышав, что отец воюет в Сопротивлении:

– Я знала, что он будет сражаться с фашизмом… – Марта позволила себе закрыть глаза, – как мама. Может быть, мы увидимся после войны. С мамой мы больше никогда не встретимся… – она тихо всхлипнула:

– Петр Арсеньевич, то есть Петр Семенович, ее знал, наверняка. Но ничего не выяснить… – Генриху принесли крепкий, черный кофе.

Муж выпил чашку почти залпом:

– Он все купил, – одними губами сказал Генрих, – и вообще, он в рот смотрит, и мне, и тебе, и Максу… – заранее заехав в ювелирную лавку, Генрих обо всем договорился. Он позвонил гауптштурмфюреру, в его комнаты, у Кудам, пригласив того на прогулку по Берлину.

– В общем, все прошло удачно, – подытожил муж, – и я не думаю, что он станет болтаться на вилле. Макс уедет, после нового года, и он тоже… – Марта поняла:

– Генрих сидит на месте мамы. Она мне оставила конверт, с письмом и крестиком, и ушла, чтобы не вернуться… – найдя под столом руку мужа, Марта погладила теплую ладонь:

– Генрих никуда не уйдет. Мы вместе, навсегда… – девушка, устало, отозвалась:

– Хочется надеяться, что ты прав, и после рождественского обеда мы его больше не увидим… – она отставила пустую чашку:

– Не стоит о нем говорить… – Марта поморщилась, – после войны его повесят, как и остальных… – взглянув на ее бледные щеки, Генрих, решительно, поднялся:

– Тебе сейчас не помешает прогулка в лесу, и хороший обед, в ресторане, у воды… – он окутал плечи Марты собольей шубкой:

– Я тебя люблю. Пойдем… – он посмотрел на небо, – надо пользоваться ясной погодой… – усадив жену в мерседес, Генрих помахал ювелиру. Пожилой человек запирал двери лавки, пудель крутился у его ног: