Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть вторая. Том четвертый

– Как я говорил на лекции… – донесся до нее монотонный голос оберштурмбанфюрера фон Рабе, – я считаю сахар, табак, алкоголь, губительными для человеческого здоровья, фрейлейн Антония. Особенно женского здоровья… – он поднял белый, ухоженный палец:

– По примеру фюрера, я не употребляю мяса, и придерживаюсь того мнения, что вегетарианская диета продлевает жизнь. Однако в течение беременности и кормления моя супруга может, есть мясо и рыбу. Белки необходимы для правильного развития плода… – Тони, невольно, оглянулась, ища глазами камень. Ей хотелось разбить оберштурмбанфюреру голову, в безукоризненной фуражке, с черепом и костями. Фон Рабе заехал в санаторий «Лебенсборн» после обеда, под предлогом того, что хочет проведать сестру.

– Клюнул, – удовлетворенно поняла Тони, глядя на смущенный румянец, на щеках офицера, – он с меня всю лекцию глаз не сводил, а после выступления сказал, что хочет ответить на мои вопросы более подробно… – желая обратить на себя внимание фон Рабе, Тони поинтересовалась сущей чушью:

– Вегетарианские рецепты для здорового образа жизни… – она едва ни закатила глаза, – его бы удар хватил, увидь он паэлью и хамон, которые мы с Виллемом ели. Не говоря о риохе, по вечерам… – Тони ощутила запах жареного бекона, на сковороде, треск яичной скорлупы, горьковатый аромат кофе:

– Я Виллему завтрак в постель приносила. Правда, завтраком все не ограничивалось… – Отто фон Рабе пригласил фрейлейн Антонию прогуляться у реки:

– Если у вас есть свободное время… – Эмма рассмеялась:

– Вы с Антонией увидитесь на рождественском обеде. Я жду испанских сладостей, а тебе их не поесть… – девушка подтолкнула Отто. Вечером в санаторий приехал лектор, из расового отдела СС, в сопровождении чемодана с коллекцией черепов. Курсанткам рассказали о параметрах неполноценных народов, евреев и славян, и обучили делать необходимые измерения.

– Мы сейчас не заняты… – Тони велела себе изобразить скромность, – но я не хочу вас обременять… – Отто уверил ее, что ничего обременительного в прогулке нет:

– Если не считать самого оберштурмбанфюрера… – мрачно подумала Тони, – кажется, он никогда не затыкается… – фон Рабе познакомил ее с темой своего доктората. Он гордо упомянул, что защита назначена на январь. Отто пустился в долгие рассуждения об арийском образе жизни, древнем язычестве и предназначении женщины, для великого германского рейха:

– Возьмите дуб, фрейлейн Антония… – воскликнул фон Рабе, протянув руку в сторону дерева, – наше исконное, арийское растение… – Тони велела себе терпеть:

– Он мне нужен, он работает в Аушвице. Через него можно попасть в лагерь, найти Виллема… – пока что ей даже слова не удалось сказать. Оберштурмбанфюрер, видимо, придерживался того мнения, что мужчина должен говорить, а женщина, слушать. Тони оставалось только кивать и поддакивать:

– Дуб олицетворяет мужчину… – он снял фуражку, ветер шевелил снежно-белые волосы, – женщина, словно плющ, обвивается вокруг его ствола. Она зависит от мужчины, ее защитника и опоры… – Тони усмехнулась, про себя: «Если не считать того, что плющ бывает ядовитым…».

Она, восторженно, открыла рот:

– Симбиоз. Я помню, из школьного курса… – фон Рабе, покровительственно, улыбнулся:

– Не употребляйте слов, не будучи уверенными в их значении, фрейлейн Антония. Лучше, всегда ждите разрешения мужа на участие в разговоре. Симбиоз, вернее, мутуализм, подразумевает, что организмы равны, но женщину нельзя считать равной мужчине… – Тони бросила взгляд в сторону деревянной веранды кафе, над Хафелем. На блестящей воде виднелись паруса яхт, небо клонилось к закату:

– Кофе при нем не выпить, и даже чаю не заказать… – поняла Тони, – не рискуя еще одной лекцией. Но видно, что я ему нравлюсь… – фон Рабе краснел, глядя на нее. Отто отводил глаза от шинели, перетянутой ремнем на тонкой талии:

– Надо его привечать, – устало подумала Тони, – он меня пригласит в Аушвиц, похвастаться своей работой. О Максимилиане он ничего не говорит… – Тони надеялась, что старшего фон Рабе в Берлине нет.

Отто бубнил о деревне СС, где он собирался жить с женой и детьми, после войны. Тони думала о большой детской, в замке, о столовой, где они с Виллемом будут завтракать, с малышами, о запахе какао, в серебряных чашках, о веселых голосах детей:

– Мы поедем в Брюссель, навестим оперу, нас пригласят ко двору. Барон и баронесса де ла Марк… – Тони опустила веки, – Виллем откажется от обетов. Он любит меня, только меня… – фон Рабе, вежливо, указал в сторону террасы: