– Де Уинтер. Фамилия очень знакомая. Или он приходил на приемы Тетанже, до войны? Ольга не говорит, как его зовут. Я его увижу и вспомню, кто он такой… – девочкам подавали полдник в четверть четвертого. Харьковский профессор настаивал на строгом распорядке дня, объясняя, что дети, при хорошей организации досуга, меньше устают:
– У тебя тоже появится распорядок, когда ты подрастешь, милый… – смешливо сказала Роза, вынув Паоло из корзинки, – но вообще, твоя тетя Натали тебя избалует, обещаю. Может быть, она отыщет твоего отца… – Роза прикоснулась губами к рыжеватой прядке, над нежным ушком мальчика. Ей никак было не обойтись без сумки:
– Пеленки для Паоло, запасной чепчик, запасная кофточка, еще одно одеяльце. Нож, в конце концов… – она выбрала синюю, парусиновую торбочку, отделанную бежевой кожей:
– Вещь чем-то напоминает довоенные аксессуары, работы Аннет… – увидев торбочку в одном из летних номеров Vogue, Роза заказала сумку из Москвы. Она, аккуратно, складывала пеленки:
– Сюда тоже реплику привезли. Оригинальную модель делают испанцы. Фирма Loewe, до войны я носила их сумки… – Роза надела американские джинсы, изящные сапожки, сделанные обувщиками в мастерских большого лагеря. Тюленью кожу расшили бисером, обувь подбили овчиной. Она натянула кашемировый свитер:
– Обувь без каблука, так удобнее для прогулок с детьми. Впрочем я и без каблука выше всех на голову. Удобнее для прогулок и побегов… – устроив спокойно спящего Паоло в шали, Роза взяла короткую, тоже вышитую куртку, дубленой овчины, похожую на те, что носили авиаторы. Темные, скрученные в узел волосы она покрыла большой шапкой, нарочито грубой вязки.
Девочки допивали какао, фрау Луиза убирала со стола. Роза остановилась на пороге детской:
– Без двадцати четыре. Через десять минут мы должны сидеть в опеле, то есть лежать. Главное, чтобы девчонки молчали, пока мы не выедем на шоссе… – дочери, немедленно, бросили чашки:
– Мама, гулять! Гулять с Полем… – Роза улыбнулась:
– Сходим в парк, милые, возьмем санки… – у девочек были тоже сделанные зэка, деревянные финские саночки, – вы подышите свежим воздухом… – со значением добавила Роза:
– Одевайте их, фрау Луиза… – из коридора донеслась трель телефонного звонка:
– Это не внутренний аппарат, а внешняя линия. Черт его принес, в Москву… – Роза велела себе собраться:
– Ничего страшного. Он пропустил день рождения близняшек, он чувствует себя виноватым. Я объясню, что собираюсь на прогулку, попрошу перезвонить вечером. Вечером мы будем обедать на подводной лодке, в компании мистера Джона… – Роза усмехнулась. Длинные пальцы подняли отделанную балтийским янтарем трубку. Роза поставила торбочку на мраморный столик. Рука, невольно, нащупала нож, среди пеленок: «Слушаю».
– Я на аэродроме Де-Кастри, милая… – ласково сказал Эйтингон, – через полчаса встречайте меня, с подарками…
Темный силуэт опеля скрылся в поднявшейся, сырой метели.
Наташа Юдина, негромко, сказала Розе:
– Давайте мы с Ольгой понесем малышек. У вас Паоло, а фрау Констанца пусть идет первой… – Роза покачала головой:
– Пусть идет, но девочки вряд ли согласятся… – пост охраны комплекса они миновали без труда. Опель завернул за поворот шоссе, Роза расстегнула дубленую куртку:
– Натали, возьми племянника. Ольга и Констанца, присмотрите за близняшками… – она тронула Ольгу за плечо:
– За руль сяду я. Товарищ Котов через четверть часа появится в комплексе… – увидев, как расширились глаза Констанцы, Роза, спокойно, добавила:
– Держите детей, крепко. Дорога плохая, но машина вытянет… – опель, взревев, рванулся с места. Стрелка на приборной доске миновала отметку в сто двадцать километров, неумолимо, двигаясь дальше. Роза не думала о снеге, бьющем в лобовое стекло, о ямах и рытвинах, на узкой, едва расчищенной дороге, ведущей к бухте.
Красивые руки, с маникюром цвета темной крови, уверенно сжимали руль:
– Меня ждет Эмиль. Наши девочки не вырастут сиротами, мы не сгинем в Советском Союзе. Я зубами прогрызу путь к самолету, если понадобится, я пойду босиком по снегу. Я должна держаться, чего бы это ни стоило… – Роза посмотрела вниз, на скользкую, вьющуюся среди камней тропинку. В завывании ветра, она услышала лепет кого-то из дочерей:
– Maman, maman… – в машине Паоло проснулся, но, снова оказавшись под курткой Розы, почувствовав знакомое тепло, и запах молока, мальчик успокоился:
– Я хочу к маме… – запротестовал кто-то из близняшек. Роза вздохнула:
Читать дальше