Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том пятый

– У нее так бывает, когда она смотрит на малышек. Она ничего не говорит, но я слышала, что немцы, в концлагерях, стерилизовали заключенных. Максимилиан мог отдать такой приказ, о Констанце… – Роза передернулась.

Она успела выпить глоток несладкого кофе. Резко затрещал внутренний телефон, на стене. Стрелка часов не миновала половины шестого утра. Роза, решительно, сняла трубку. Звонили из конструкторского бюро, она услышала спокойный голос Констанцы:

– Гаврилов велел вызвать врача из лагерного лазарета… – Роза прервала ее:

– Я сейчас подниму профессора и заодно Соболева. Пусть готовят додж, Лючию надо перевезти сюда… – залпом допив чашку, она сжала руку в кулак:

– Воскресенье, а сегодня среда. Может быть, все обойдется, у меня тоже была угроза преждевременных родов. Профессор велел мне лежать, два последних месяца. Но нельзя бросать Лючию, ни в коем случае. Марта меня уговаривала бежать с дачи, а я отказывалась. Я не хотела потерять ребенка… – ткнув сигаретой в пепельницу, Роза набрала номер медицинского флигеля, где жил профессор: «Мы что-нибудь придумаем, обязательно».

Роза плохо помнила свои роды:

– Но я лежала в этой спальне, два года назад. Фрау Луиза останется с малышками, накормит их завтраком, погуляет с ними…

Роза перенесла девочек в детскую, где тоже стояли две кроватки, с балдахинами. На персидском ковре аккуратно сложили игрушки. У Аннет и Надин были свои мольберты, сделанные зэка в столярной мастерской лагпункта, в поселке Де-Кастри. Оттуда привозили пирамидки и деревянные кубики, для конструктора, поезда и куклы для девочек:

– Люди лишились семей, не знают, что случилось с их детьми, – Роза скривила губы, – и все из-за этого мерзавца…

Эйтингон снабдил спальню девочек большой картиной, в тяжелой, бронзовой раме. Товарищ Сталин, в белом френче, на ступенях помпезной колоннады, принимал цветы от советских пионеров. На холсте изобразили и узбекскую девочку, в цветастом платье и тюбетейке, и мальчика в малице оленеводов. Роза выразительно закатила глаза:

– Летом в шубе. Гестаповцы, в Брюсселе, тоже любили такие картины, с фюрером. Чтобы ты сдох… – пожелала она, осторожно закрывая дверь детской, – впрочем, нам недолго осталось терпеть… – из спальни доносились слабые стоны Лючии.

С начальником комплекса, полковником Соболевым, Роза не церемонилась. Они с чекистом разговаривали на немецком языке. В конце войны Соболев служил в СМЕРШе Первого Белорусского Фронта. Язык у него был бойкий, но корявый. Роза, каждый раз, морщилась от его акцента. Весь персонал комплекса, считал Розу немкой. Женщина их не разубеждала:

– Пусть думают, что Эйтингон привез меня из Германии, что я его любовница, а малышки, его дети. Не надо никому знать об Эмиле, о моей работе в Сопротивлении…

О муже она рассказала только девочкам, как Роза называла Констанцу, Лючию и Натали. Проходя по отделанному мрамором коридору, она вдохнула запах горячей воды:

– Фрау Луиза позаботилась. Когда я рожала, она тоже бегала с тазами… – в разговоре с Соболевым, Роза, холодно, заметила:

– Я могу позвонить товарищу Котову, товарищ полковник. Однако я не думаю, что стоит беспокоить его, или, например, Лаврентия Павловича… – имя министра Роза произнесла небрежно, скучающе, – из-за такой мелочи, как оказание помощи роженице… – Соболев заблеял что-то о полковнике Гаврилове. Роза прервала чекиста:

– Вот и договоритесь с ним. Вы коллеги, вы в одном звании…

Набрав номер апартаментов Констанцы, она велела доктору Кроу нажать, как выразилась Роза, на полковника Гаврилова, со своей стороны:

– Напирай на то, что у вас нет санчасти. Лючию придется везти в Де-Кастри… – объяснила Роза, – где лагерные медики больше привыкли к обморожениям, чем к родам…

На лагпункте не устроили отделения для мамок. За исключением конструкторского бюро, женщины на строительстве тоннеля не работали. К инженерам, находящимся в ведении Констанцы, мужчин не подпускали. Закурив папиросу, Роза прислонилась к стене

– Эйтингон надеялся, что Констанца заведет задушевную подружку, признается, как она бежала из Америки и оказалась в СССР. Может быть, он думал, что Констанца не только для разговоров себе женщину выберет. Эйтингон дурак… – усмехнулась женщина, – Констанца даже нам ничего не сказала… – услышав от доктора Кроу, что два года назад Марта была жива, Роза обрадовалась:

– Значит, ей удалось бежать с дачи. Она нашла Уильяма, уехала с ним из СССР. Когда я вырвусь отсюда, мы с ней встретимся. Она погостит у нас в Мон-Сен-Мартене, повозится с девчонками. Она, непременно, отыщет своего мальчика… – с кухоньки доносился запах кофе: