Нелли Шульман - Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том пятый

Взяв левую, свободную от капельницы руку Лючии, она сунула пальцы женщины за пазуху халата. Роза почувствовала смертельный холод, узкой ладони Лючии, тонкого запястья,

– Вот он, моя милая. Он здоровый мальчик, только маленький, и он рыжий, как Россо… – мать гладила сына по голове. Посиневшие губы Лючии задвигались, она попыталась приподняться:

– Я его никогда не брошу, – шепнула Роза подруге, – и у него есть тетя. У него есть отец. Мы найдем Россо, если он жив… – Лючия, одним дыханием, велела:

– Окрести… – Роза едва улавливала почти неслышные слова, – окрести сейчас, при мне. Чтобы я видела. Его зовут Паоло, Паоло… – Роза сглотнула:

– Конечно, милая… – Лючия потребовала:

– Позови восприемницу. Тебе нельзя, ты… – она сползла на подушки. Роза едва успела удержать ее за руку:

– Доктор, на нижней кухне… – она замялась, – в общем, обычная наша гостья. Приведите ее, пожалуйста… – длинные ресницы Лючии дрогнули:

– Она говорила, что ее крестили…

Врач принес медный таз, с теплой водой. Со времен работы в Бельгии Роза хорошо знала католические молитвы. Заказчицы приглашали мадемуазель Савиньи на церемонии крещения детей. Роза быстро распеленала мальчика, Констанца попятилась:

– Он такой маленький…

Паоло морщил высокий лоб, кривил красивые, материнского рисунка губы, собираясь заплакать. Рыжеватые волосы завивались над нежными ушками. Роза попробовала локтем воду:

– Тебе ничего делать не надо, примешь его на руки и передашь Лючии… – на голову ребенка полилась вода, но Паоло не заревел. Лежа в пеленке, он, недоуменно, водил кукольной, немного порозовевшей ручкой:

– Ego te baptizo in nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti… – из темных, больших глаз Лючии, хлынули слезы:

– Паоло, Паоло… Роза, Констанца, расскажите мальчику о его отце, обо мне… – хрупкие пальцы обирали простыню, она свесила голову набок:

– Холодно, так холодно. Дайте мне маленького. Я ему спою песенку… – Констанца, едва дыша, устроила мальчика в руках Лючии:

– Ее надо поддержать, иначе она выронит ребенка…

Роза и Констанца сели по обе стороны умирающей. Роза набросила на Лючию и мальчика меховое покрывало:

– Он поел, милая. Закрой глаза, пусть он слышит твой голос… – Лючия вытянулась под одеялом, прижимая к себе сына, неразборчиво бормоча. Роза приникла щекой к ее щеке:

– Мы никогда не оставим Паоло, обещаю.

За деревянными, крепкими ставнями сторожки выла метель.

Снег пошел незадолго до семи утра, накрыв белой пеленой припаркованный у крыльца опель. Сюда вела асфальтированная дорога, проложенная зэка при строительстве аэродрома. Взлетное поле находилось километрах в пяти от лесистого распадка, с небольшим, таежным озером. Во льду вырубили черный прямоугольник проруби. В домике поставили русскую печь, с лежанкой, оборудовали маленькую кухоньку, с керосинкой и жестяным, дачным рукомойником. Набрав в ладони воды, плеснув себе в лицо, Максимилиан усмехнулся:

– Напоминает студенческие времена, когда мы с ребятами ездили по билетам со скидкой и жили в дешевых пансионах…

Обергруппенфюрер говорил на изысканном английском языке, с оксфордским придыханием. Дверь в соседнюю комнату была плотно прикрыта, но Макс не хотел никакого риска:

– Если я английский летчик, товарищ по оружию героического полковника Воронова, и сам герой, то никаких упоминаний о Германии и никакого немецкого языка…

С женщиной он, впрочем, говорил по-немецки. Английского языка она не знала, да и немецкий у нее был школьным, скованным. Максимилиан, аккуратно, взбил помазком пахнущую сандалом пену:

– В долгие разговоры мне с ней вступать незачем. Вообще она, как говорится, расходный материал. Но хорошо, что мы нарвались на содержанку высокопоставленного чекиста. Я сюда ничего такого не взял, а она, в ее положении, следит за здоровьем… – Максимилиан был брезглив, но славянское происхождение женщины сейчас волновало его меньше всего:

– Она нужна, чтобы передать записку доктору Кроу, – сказал Максимилиан зятю, – потом мы от нее избавимся… – он кивнул на приоткрытую дверь, на смятое, стеганое одеяло, спустившееся с лавки:

– Оборотистая дама… – весело добавил обергруппенфюрер, – она понимает свою выгоду. Сама привезла нас в сторожку, снабдила провизией и сигаретами, да еще и бросилась мне на шею, едва я намекнул, что она мне по душе…

В годы войны, в кругу товарищей, Максимилиан, смешливо, называл такие вещи приятным бонусом после тяжелой работы. Покуривая «Герцеговину Флор» полковника Соболева, он протянул длинные ноги к теплой печи