Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том первый

– Дура ты, и дурь эту выбить некому, – в сердцах отозвалась Прасковья:

– Чего ты нос-то воротишь? Не кривые, не косые, не убогие какие сватаются. Смотри, досидишься в девках, дак за вдовца старика только и возьмут, задницы его чадам подтирать.

– Федосья Никитична вышла за вдовца в летах, однако вижу я, что с Федор Василичем лучше ей живется, чем с молодым.

– Молоко у тебя на губах не обсохло о таком судить… – пробормотала Прасковья: «Видит она. Ох и глаз у девки, ничего не скроется!».

– Дак оно понятно, маменька. Федосья Никитична непраздна сейчас. Ежели посчитать, дак получается, как они повенчались, так она и понесла, – без тени смущения возразила Марья.

– Она еще и считает, бесстыдница, – задохнулась Прасковья: «Ты Федосью Никитичну с собой не ровняй, вдова она была, не девка».

– Может, мне и повенчаться с кем, подождать, когда он преставится, да и выйти замуж за нареченного своего? – хмыкнула Марья.

– Чушь городишь, – Прасковья сердито прижала кончики пальцев к вискам, – ино голова разболелась с тобой говорить. И что это за нареченный у тебя возьмется? С неба он свалится, али королевич заморский на Рождественку на белом коне пожалует?

– Не с неба, и не на белом, а на гнедом и с Воздвиженки, – спокойно ответила дочь.

– Совсем сдурела? – Прасковья осела на лавку: «Сколько раз говорено было, не для тебя Матвей Вельяминов!»

– Не для меня? – Марья прищурилась: «А ежели я скажу, что кольцо и ленту из косы спосылала ему? Обещались мы друг другу, нравится вам это с батюшкой, али нет!»

– Что? – обомлела мать: «Срамница ты, Марья, как у тебя язык повернулся семью позорить!»

– Что здесь позорного, – изумилась дочь: «Девство я храню, ровно сейчас из купели крестильной, а что обещались мы друг другу с Матвеем, то дело наше. Ты, матушка, говорила, что родители твои тебя венцом не неволили. Мол, кто по сердцу придется, за того и выходи. Что плохого в том, что мне Матвей по сердцу, а я ему?»

– Отец твой ко мне путем посватался, как положено, не в обход воли родительской! – Прасковья разгневанно поднялась: «Сейчас он вернется, и тебе задаст. Так задаст, что забудешь, Марья, как зовут тебя! Сговор твой тоже вылетит из головы, с остальной дурью, что там есть. В Смоленск взамуж поедешь!».

– Не поеду! – девушка вытянулась в струнку: «В омут головой нырну, в инокини пойду, а ни за кого, окромя Матвея, вы меня не выдадите!»

– Поедешь!

– Не поеду!

– Кто куда не поедет? – на пороге горницы стоял Михайла Воронцов. Боярин недоуменно переводил взгляд с жены на дочь, что застыли друг напротив друга, ровно кошки перед дракой.

Семейный совет решили собрать на Воздвиженке, у Вельяминовых. Марью оставили дома, под присмотром Степана и строгим наказом, на двор ни ногой.

– Может, спосылать за Федосьей-то? – спросила Прасковья.

Федор помотал головой.

– В Москву ее тащить не след, еще рожать в дороге вздумает. Пусть сидит, где сидела, дитя бережет.

Прасковья вздохнула: «Без Феодосии крику здесь будет, не оберешься».

Федор Вельяминов смерил взглядом стоящего посреди крестовой палаты Матвея. Сын виноватым не выглядел, напротив, юноша вид имел дерзкий и заносчивый.

– Ум-то у тебя есть в голове, Матвей, иль лишился ты его? – устало спросил Федор: «Так девку ославить! Ей теперь взамуж ни за кого достойного не выйти».

– Дак, батюшка, для того и сговаривались мы, чтоб повенчаться…

– Сговаривались они! – Федор стукнул кулаком по столу, звякнула посуда: «Зелены вы еще, чтоб сговариваться без родительского благословения».

– Так дайте нам его, а с венчанием мы погодим, – откинул голову Матвей.

– Про Ивана Васильевича ты подумал? – Федор исподлобья взглянул на сына: «Как он посмотрит на свадьбу твою?»

– Но ты сам, батюшка, ближний боярин у царя, однако женат и потомства ожидаешь.

– Мне шестой десяток пошел, забыл? – подвинув к себе кувшин с квасом, Федор жадно отпил.

– Дак и я чем толкую, а вы меня не слушаете! – насупился Матвей: «С венчанием можно не торопиться. Войдем в возраст и повенчаемся».

– Три года, – отрубил молчавший доселе Михайла Воронцов.

– Что три года? – удивился Матвей.

– Три года ждать будете? – поинтересовался батюшка Марьи.

– Долгонько как-то, – недовольно протянул юноша.

– Ты, Матвей, совсем стыд потерял, – вскипел Федор: «Пьешь и шляешься невесть где, с девками срамными водишься, еще и девицу чистую вздумал опозорить!»

– Вот те крест, батюшка… – Матвей посмотрел отцу в глаза, – не трогал я Марью даже пальцем единым. И ежели придется венчания ждать, дак мы тоже друг друга не тронем.