Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том первый

– Откель ждать, только мне известно, – отрезала она: «Вы не болтали б попусту, а шли в терем. Родители вернутся, не похвалят, что мы во дворе торчим, словно ждем, вдруг кто через забор перевесится».

– Да знаем мы про женишка-то, – рассмеялась рыжеволосая Анна Захарьина, приходившаяся родней царице Анастасии: «Вся Москва болтает, Марьюшка, будто нравная ты, да отказливая, а все из-за молодца некоего, что на тебя и смотреть не желает».

– Пустое говорят, а вы и слушать горазды… – Марья вздернула изящный нос: «Пойдемте-ка лучше в горницы воск топить, ино холодно здесь стоять».

После сиротского декабря начало января на Москве выдалось студеное. Возок Воронцовых еле продвигался в наметенных на улице сугробах.

– Ох, Прасковья, зачем подбила ты меня на разговор… – недовольно пробурчал Михайло Воронцов… – вышло так, словно я у Федора жениха выпрашиваю.

– Дак на девку смотреть больно, лица на ней нет, по утрам подушку хоть выжимай. И что Федор? – взглянула на него жена.

Михайло досадливо отвернулся.

– Сказал, мол, чего венцом торопиться? Матвей с Марьей дети еще, пущай порезвятся, на то и юность, чтобы гулять.

– Федору хорошо, – вздохнула Прасковья, – дочерей нет пока у него. Родит ему Федосья дочку, он и поймет, что такое девица заневестившаяся. Не зря говорят, девичий умок легок, что ледок.

– Ты за девкой-то приглядывай… – велел Михайло жене, – со двора Марья не сбежит, но вдруг она удумает грамотцы Матвею слать. Люди узнают, ославят на всю Москву.

– Ох, – отозвалась Прасковья, – с чего ей Матвей в голову запал, не пойму. Правда, на лицо он пригож, но ведь зелен еще, как тот виноград. Выдать бы ее замуж за кого достойного, не последние ведь люди сватаются.

– Подождем, даст Бог, забудет она про Матвея, – утешил Михайло жену.

Потопив воск, вдоволь посмеявшись над диковинными его очертаниями в чаше с водой, девицы новое гадание затеяли. Взяли доску, по краям положили кусочек каравая, глину печную, уголек и кольцо. Доску прикрыли платом. Взявшись за углы, девицы трясли ее, напевая:

– Уж я жировку хороню ко святому вечеру, к святому васильевскому. Жировка маленька, окошка велики, косящатые, решещатые, не могла блоха скочить, коза скочила, рога увезила, хвост заломила. Вы берите свой уголок!

Приподняли плат, Марья разжала пальцы. На ладони лежал черный осколок угля. Девушка отбросила его, не обращая внимание на перешептывание подруг.

– К смерти это, Марьюшка… – Анна Захарьина проворно наступила каблуком башмачка на уголь, только крошки разлетелись по полу.

– Все в руке Божьей… – хмыкнула боярышня Воронцова.

Когда Прасковья Воронцова вошла в светелку, все уже было прибрано. Девицы чинно сидели на лавках вокруг стола, углубившись в вышивание.

– Что ж ты, Марьюшка, подружек не угощаешь… – захлопотала мать: «Орехов, али пряников не хотите, девицы? Сейчас ряженые придут, с ними и не погощуешь как следует».

– Ряженые? – встрепенулась девушка. Толкнув локтем соседку, Анна Захарьина зашептала: «Глянь, как раскраснелась-то Марья. Видно, недаром слухи ходят».

Из-за ворот усадьбы послышалась залихватская песня:

Проворно накинув шубки, повязав головы платками, девушки порскнули на двор. Ворота с усилием открылись. Толпа ряженых, в масках, вывернутых наизнанку тулупах, с раскрашенными лицами, с коровьими рогами на голове, хлынула в усадьбу:

Выйдя на крыльцо, поклонившись ряженым, Воронцовы протянули на серебряном блюде гостинцы, орехи, сахар и пряники. Вынесли дымящиеся на морозе чаши свежезаваренного сбитня.

– Скажи-ка, хозяин, – раздался звонкий голос из-под маски с коровьими рогами: «Девицы-то гадали сегодня у тебя на дому?»

– Как не гадать в Святки-то, – усмехнулся Михайло, – гадали, конечно.

– Пойте, ряженые, подблюдную песню… – приказало существо… – пущай девицы послушают. Может, коей и по сердцу придется!

Вертясь и подпрыгивая на морозе, ряженые повалили за ворота. Девицы поспешили вернуться в дом. На дворе осталась одна Марья. Сполз платок с ее черных кос, снежинки серебрились на локонах ранней проседью. Девушка смотрела вслед удаляющимся по Рождественке ряженым, пытаясь найти среди них коровьи рога.