Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том первый

– Думаешь, Федосья, что Он свои милости только по ночам оказывает? Господь, как сказано в псалмах Давидовых, не спит и не дремлет. Бывает, и днем Он удостоит людей Своего присутствия.

Феодосия пуще заалела.

– Скромница мне досталась, – поддразнил ее Федор. Руки его ловко проникли туда, куда ходу им доселе было только ночью:

– Скромница, добродетельная, разумная. Да ты ли это вчера… – Феодосия, не выдержав, закрыла ему рот поцелуем. Легко подхватив ее на руки, Федор понес жену наверх. Наложив засов на дверь, он прижал Феодосию к себе: «Давно хотел я тебя на свету рассмотреть».

Матвей Вельяминов и Степан Воронцов с вечера уехали на охоту по свежевыпавшему снегу. На исходе дня собрались они с другими отроками ходить ряжеными. Марьюшка Воронцова сидела с подругами на Рождественке. Девицы гадали под присмотром боярыни Голицыной. Получилось, что Воронцовы, оставив на попечение мамок младшего сына, которому скоро исполнялось три года, одни, словно молодожены, приехали к Вельяминовым к гости.

После ужина женщины удалились на свою половину. Сбросив сафьяновые сапожки, Федосья забралась с ногами в кресло.

– Уставать я стала, Параша, к вечеру.

– Дак ты не девчонка, – улыбнулась гостья:

– Я, когда близнецов носила, чуть поболе пятнадцати годков была. Не поверишь, с Михайлой на охоту ездила, речку переплывала за две недели до родов. С Петей же больше лежала, не было сил двинуться, годы-то не те.

– Да и Федор еще, – Феодосия вздохнула, – носится со мной, ино я больная. Я и говорила, и толковала, что с дитем все в порядке, однако ж он ни в какую. Сижу здесь, аки в тюрьме.

Прасковья повела бровью.

– Ты его строго не суди, у него в мыслях Аграфена-покойница. Она, не про нас будь сказано, то ли порченая была, то ли еще что, но не жили у нее младенцы. Восемь раз они хоронили, и это только те, кого она живыми рожала, а мертвых и выкинутых было не счесть. Неспроста Федор боится, дело-то нешуточное. Не в укор, Федосея, говорю, но ты еще молода, а Федору шестой десяток скоро пойдет. Читала ты от Писания, про царя Давида и девицу Ависагу-сунамитянку? Так и ты утешение на старости лет мужу своему. Ты с ним не спорь, норов свой новгородский придержи.

– Всем бы такой шестой десяток, – вспомнила Феодосия. Щеки ее покрыл румянец.

Прасковья усмехнулась.

– Дай Бог вам радости и веселия на долгие годы.

Внизу, в крестовой палате Михайла Воронцов держал разговор с Федором:

– Что ты, Федор Васильевич, про женитьбу Матвееву думаешь?

– Помилуй, Михайло, шестнадцатый год парню пошел. Отцов наших и тех в такие юные лета не женили. Пусть погуляет, торопиться некуда. Он при государе состоит, кто знает, как Иван Васильевич на это посмотрит.

– Я к тому веду, что Марья наша в сторону твоего сына давно поглядывает. Девка она нравная, кроме Матвея, никто пока ей по душе не пришелся. Ей пятнадцать исполнилось, свахи зачали ездить… – Михайло вздохнул: «Мы бы и не против отдать ее за Матвея, все же сродственник».

– Что ж вы ее под венец гоните, – удивился Федор, – пускай еще под родительским крылом побудет.

– Мы не гоним, однако сам знаешь, как кровь юная бродит. Степан пошел в Прасковью, тих да разумен, а на Марью, как посмотрю, вижу мать свою покойницу. Та волошских кровей была, как что не по ней, сразу в крик. Вот и Марья наша такая же.

– Буде Господь даст, дак повенчаем, – рассудил Вельяминов:

– Не этим годом, так следующим. Федосье в начале лета срок настанет, ежели все хорошо пойдет. Этим годом хлопот будет много, но главное, чтоб дитя здоровое народилось. Сказать тебе честно, свояк, не чаял я, что так обернется. Сколько она лет с мужем-покойником прожила, и деток не народилось, да и я не юноша годами, а Господь решил меня порадовать… – Федор помолчал:

– Правду говорят, на костях мясо слаще, а под старость жена милее.

В усадьбе Воронцовых на Рождественке гадали девицы. Выйти на улицу они не могли, зазорно такое было боярским дочерям, однако во дворе, обнесенном высоким частоколом и воротами с тяжелыми засовами, можно было услышать собачий лай. Звонкий к жениху молодому, глухой ко вдовцу или старику. Снявши с левой ноги башмаки, девицы бросали оные через колодец. В какую сторону башмак носком уляжется, оттуда и ждать суженого.

Как ни бросала Марья башмачок, все не укладывался он носком в ту сторону, откель ей хотелось.

Видно, Марьюшка, не ждать тебе жениха с Воздвиженки, – подсмеивались подружки.

Марья встряхнула черными косами.