Через пару часов дети профессора Судакова должны были появиться в кибуце. Марта не сомневалась, что Авраам и Анна любили друг друга:
– Это была не обычная интрижка, – она шептала Анне что-то ласковое, – поэтому Анна и выскочила на шоссе, когда сюда приехал Рабин с вестями о смерти Авраама. Бедная девочка, она, наверное, собиралась уйти от мужа, – Анна что-то пробормотала. Марта отозвалась:
– Я была на похоронах и скоро пойду на шиву, но я хотела заглянуть к тебе, мы давно не виделись…
Она не предлагала Анне передать соболезнования семье Авраама:
– Ни к чему такое, – Марта потянулась за носовым платком, – я по глазам ее все понимаю. Словами ей не поможешь. Когда Макс убил Генриха, когда я потеряла наше дитя, я тоже словно выгорела внутри… – Марта не хотела расспрашивать Анну о случившемся:
– Один вопрос мне все равно придется задать… – она достала из плетеной сумки эскиз:
– Я здесь и по делу тоже, – шепнула Марта Анне, – извини, что я сейчас интересуюсь таким, но не попадался ли тебе в кибуце кто-то похожий? Может быть, он из ваших гостей…
Анна изучала красивое, немного надменное лицо:
– Михаэлю все говорят, что он напоминает Элвиса Пресли, – пронеслось у нее в голове, – он и волосы укладывает одинаково с певцом…
Вывернутое мужем запястье заныло. Анна вернула рисунок: «Нет, Марта, не попадался».
Несмотря на канун Шавуота, кафе на бульваре Ротшильда и не думали закрываться. Над мраморным полом витал сизоватый дымок сигарет, в зеркальных стенах отражались взошедшие над городом звезды. Двери распахнули на улицу, столики осаждала толпа патронов:
– Словно в Будапеште, – Волк изучал меню, – здесь есть венгерские блинчики с творогом.
Гольдберг кивнул:
– Хозяин из Венгрии. Он из тех евреев, которых вы с Валленбергом вывезли из города с шведскими документами, – Джон добавил:
– Вообще тебе тоже полагается звание праведника народов мира… – Волк отхлебнул кофе:
– И тебе, мой дорогой, и покойному Францу, если вспоминать нашу альпийскую операцию, но, судя по словам Шмуэля, Яд-ва-Шем, как и Ватикан, долго запрягает… – Гольдберг скрипуче заметил:
– Я возьму блинчики, покойная Цила их хорошо делала. Надеюсь, что ко времени моей смерти Мон-Сен-Мартен тоже получит признание своих заслуг в спасении евреев… – Марта рассеянно сказала:
– Ты увидишь новый век, дорогой Монах, впрочем, как и все мы. Мне не блинчики, – она подняла рыжую голову, – мне сырный торт… – торт предлагали, как говорилось в меню, на нью-йоркский манер.
Утром Марта посетила британское посольство на улице Ха-Яркон. Все дипломатические представительства в Израиле располагались в Тель-Авиве. По дороге к британцам такси Марты миновало наглухо закрытые ворота с красным флагом. Сегодняшние газеты вышли с заголовками: «СССР разрывает дипломатические отношения с Израилем». Жаркий ветер из открытого окна машины бил в лицо Марте:
– Бергерам никак сюда не уехать, – вздохнула женщина, – и через границу их не переведешь. Сейчас не первое послевоенное лето, когда Эстер с Монахом протащили две сотни человек от Польши до Стамбула… – Марта хотела позвонить матери:
– И позвонила – она вернула меню мужу, – но я сделала, и кое-что другое…
Мать одобрила их план:
– Думаю, что Фрида согласится, – задумчиво сказала Анна, – нехорошо так говорить, но ее грядущее исключение из членов кибуца нам очень на руку… – Марта кивнула:
– Она разыграет обиду на Израиль, ненависть к взрастившей ее стране. Ее желание покинуть здешние края и приехать к отцу получит достоверное обоснование… – с Фридой, проводящей Шавуот в кибуце, они пока не разговаривали:
– Но Адольф здесь, – Марта вгляделась в толпу молодежи рядом со входом в кафе, – он никуда не уехал, а затаился и ждет. Может быть, он даже живет в пансионе неподалеку…
Не желая болтаться в кибуце, избегая дорогих отелей на набережной, они сняли два номера в скромной, но приличной гостинице, в переулке, отходящем от бульвара:
– После праздника я попрошу Фриду приехать в Тель-Авив, – сказала Марта матери, – ей надо вернуться в квартирку, где она обреталась с Эмилем. У Адольфа есть ее телефон, он непременно туда позвонит…
Навещая Анну Леви в кибуце, Марта не упоминала об Эмиле:
– Он взрослый мужчина, офицер, – сказала себе женщина, – пусть сам несет ответственность за свои решения. Понятно, что он никогда не любил Фриду. Любящему человеку было бы наплевать на ее статус и на статьи в желтой прессе… – официант в длинном переднике принес их кофе. Марта взялась за чашку:
Читать дальше