Владимир Голубев - Забытый рубеж

Анна переложила дочь в левую руку и пошла дальше. Люди в огородах или садах около домов копали убежища – узкие щели глубиной два-три метра, накрывали их старыми досками и сверху закидывали грунтом. С августа начались бомбёжки города, и колхозница сама наслышалась небесного рёва и грома от падающих бомб. В тот день, когда в их палату поступила после операции Людка, на площади горожане стояли у киоска в очереди за свежими газетами, да рядом сбросили с фашистского самолёта бомбу. По рассказам нянечек, на следующий день выяснилось: лишь только сразу наповал убило с десяток человек да ещё и нескольких ранило. Одна из них и угодила в их палату.

Анна заглянула в аптеку, выбрала бинты поплотнее, с упованием подумала: «надолго хватит». А напоследок завернула в магазин и на последние деньги купила килограмм колотого сахара, а ещё перца да соли. А после проворно направилась за город, в сторону автомобильного моста. Почти пройдя улицу с большими каменными двухэтажными особняками, оставшимися от купцов да дворян, едва заметно перекрестилась на прикрытый лет десять назад мужской монастырь, что располагался совсем рядышком, в половине версты от шоссе. Высоцкая обитель едва-едва виднелась за крышами жилых домов, как нелепый обломок давно позабытой, ушедшей в небытие жизни, почти стёршейся из памяти. Но даже сейчас густо белённый монахами корабль, на веки вечные оставшийся в стороне от новой жизни, невольно приковывал внимание и поражал непостижимой силой духа стародавних насельников обители, сумевших поднять отвесные крепостные стены да купола на крутом холме с откосом над сонной Нарой. Монастырь не пустовал: усердно использовался как место для расстрелов в революцию, а последние годы – лишь под мелкие склады да загон для скота.

У мостов через Оку вовсю уже хозяйничали военные. Стояло два зелёных грузовика с поднятыми капотами, возле которых суетились чумазые водители. Ближе к краю высоченной насыпи, обращённой к старице и к реке, под накидкой дремала зенитка, ощетинившись в небо стволами. Один безусый солдатик лениво прогуливался у открытого шлагбаума и изредка машинально бубнил, обращаясь к чересчур любопытным прохожим:

– Проходи, проходи, не задерживай.

Анна остановилась перевести дух после долгой ходьбы. Внизу, словно с горы, она посмотрела, как под ногами сверкала голубая жила Оки, тянувшаяся с запада на восток. Нина проснулась и с любопытством завертела головой во все стороны. Всю дорогу после больницы она проспала и теперь, после недели нахождения в больнице, не могла уразуметь, где они с матерью находятся.

Их окликнул часовой, направив штык:

– Что зенки-то вытаращили, мамаша? Нельзя тут стоять.

– Да я только продышаться.

– Не велено тут дышать никому. Проходите, гражданочка, да поскорее.

– Да иду, милок, иду.

Анна благополучно миновала мост и вышла к селу Лукьяново. Пройдя деревенскую улицу, привольно раскинувшуюся вдоль Оки, она оказалась между берёзовой рощей и пойменными лугами, уже почти распаханными колхозниками. Поля охранялись, то тут, то там виднелись навесы и шалаши.

Анна всё шла напротив березняка и приметила шалашик, накрытый куском брезента, возле которого дымился костерок, и на всю округу тянулся запах свежесваренной ушицы, который манил и напоминал о настоящей домашней еде, а не той бурде, которой целую неделю кормили в больнице. Она остановилась напротив и намеревалась попроситься немного передохнуть – руки просто отымались.

Из шалаша выглянул дряхлый старик в старом полинявшем плаще и вдобавок босой. Он отставил упавшие удочки в сторону и посмотрел на Анну.

– Здрасьте, – дед ухмыльнулся беззубой улыбкой.

– Доброго здоровья. Можно я около вас посижу, дочку покормлю и сама хоть дух переведу.

– А куда, позвольте спросить, мамаша, спешите-то?

– Знать куда – до дома. Вот дочку несу из больницы. Хорошо хоть, она умаялась и вроде опять уснула.

– А ты чья будешь-то? Часом не германская шпионка?

– Дед, ты спятил?

– Эй, ты брось свои бабские штучки! Я при исполнении!

– Не ори, старый, как оглашённый, говорю: дочка только уснула. Я трухачёвская.

Дед оценивающе обозрел Анну с головы до ног и даже погладил седую бородёнку.

– Да вижу, что наша, деревенская, то есть по-новому – колхозница. Или ты лишенка? Наш председатель колхоза возбранил с ними даже балагурить.