Николай Rostov - Симеон Сенатский и его история Александрова царствования. Роман второй в четырёх книгах. Книга вторая

– Поезжай! С этим старцем я сама разберусь, – ответила Жаннет и потупила свои лукавые очи.

Он мне всего лишь руку мою поцеловал – а будто там поцеловал. И мы оба это поняли.

– Мадам, – тут же воскликнул он, – вы ошибаетесь на мой счет!

– Ошибаюсь? – улыбнулась я ему. – Неужели… ошибаюсь? – Когда я вошла к нему в номер, он посмотрел на меня – и взглядом своим тут же меня раздел!

Нет, руками раздел, нежно прикасаясь, словно взглядом, к моему телу.

Раздел меня так, как я люблю: распустил мои волосы, провел ладонью по щеке; потом, расстегнув на спине пуговки платья, стянул его вниз до талии и обнажил мои груди; полюбовавшись и поцеловав соски четыре раза, он продолжил свое священнодействие с моей одеждой.

Платье соскользнуло вниз к подножью моего тела – и он взметнул вверх ладонями кружево нижней моей юбки, словно пену морскую, и сквозь нее осыпал лицо мое поцелуями.

Сквозь нее я наблюдала, как он приступил к самому главному: сдергиванию с меня моих панталон.

Обычно в таких случаях я не надеваю их. Уж больно комично я в них выгляжу. Да и кавалер почти всегда портит своей неловкостью трепетность этого священного момента – обнажение моего сокровенного.

Предпочитаю греческое, древнеримское, чтобы тут же, вспенив мою нижнюю юбку, он это мое узрел.

Или восточное – газовые шальвары. Это волнует неизъяснимо его и меня. Яблоко мое райское (будто кто-то его надрезал уже) сквозь них светится, ждет, чтобы взяли его с ветки – и насладились.

Но это был не тот случай. Идя к этому библейскому старцу, я надела на себя дюжину панталон. Пусть, думаю, в женской этой капусте помучается, слюной своей сладострастной изойдет, когда до меня доберется, если, конечно, раньше времени не окочурится. Но старец разгадал мою хитрость.

– Вы ошибаетесь, – сказал он мне. – Еще ничего между нами не было.

– Не было? Так ли это? – Дюжину моих панталон он, что называется, шутя с меня стянул. Я сама помогла ему торопливо их сдернуть, в воображении, конечно.

И нижняя юбка лежала у моих ног.

Обнаженной стояла я перед этим библейским старцем.

И ничего библейского в нем не было, если не брать в расчет библейскую историю с библейским яблоком – и моей библейской наготы!

И это не в воображении – и не во сне, а наяву было.

Обнаженной Евой, а не Жаннет стояла я перед ним. И он стоял передо мной обнаженный. И яблоко в его руке настоящее было. «На, – сказал он мне, – откушай! Насладись. – И засмеялся: – Как я тобой насладился!»

Нет, не библейским старцем он был – и не Адамом, а Сатаной.

Я выбежала из его номера.

– Куда же вы, Жаннет? – бросился он за мной и, остановившись в дверях, крикнул: – Одежду свою забыли. – И выбросил в коридор мое серое платье – и все прочее мое.

Я остановилась, подобрала их с пола – и запустила огрызком его «библейского» яблока в него.

– И ты насладись! – крикнула я и засмеялась. Яблоко угодило ему в лоб.

Только в своем номере я пришла в себя.

Уткнувшись в подушку, я долго лежала…

Нет, я не девочка – и рыдания не сотрясали мое тело.

Наконец-то я уснула, и теперь во сне он мял своими губами мои груди, терзал мое «яблочко». И было мне сладостно, даже сладостней, чем там, у него в номере, наяву. И когда он поднял меня на такую нестерпимую высоту блаженного наслаждения, что и перенести его невозможно, я закричала от этой сладкой боли – и полетела в кромешную бездну…

Вдруг тихо так стало, что я подумала, что умерла. «Нет», – сказала я себе и открыла глаза.

Белый шар солнца глядел в мое окно. Белой занавеской небо. Белая ночь сводила меня с ума, будто я уже на том свете. «Вот так, наверное, он и монахов тех убил! – подумала я. – Белая ночь, бельмо солнца на небе. Но почему же глаза у них, у убиенных монахов, такие синие?»

Не забыли, что граф Большов у злодея этого спросил? Напомню на всякий случай.

– А вы, сделайте милость, присаживайтесь! – сказал он библейскому старцу, когда Марков вышел из комнаты. И когда старец сел, спросил его так спокойно и так уверенно, будто это знал давно сам, но таков уж порядок, что и вам это знать должно и доложить необходимо, чтобы я убедился, что вы это верно знаете, как это знаю я: – Ну, говорите. Я вас внимательно слушаю. Рассказывайте, как вы убили тех монахов и брата государя императора нашего старца Симеона. Превесело, наверное?

– Ваше сиятельство… Мефодий Кириллович, – степенно ответил библейский старец, – зачем вам рассказывать, как я убил, ежели вы сами отлично это знаете? Да еще в таких «превеселых» подробностях. – И старец сдержанно улыбнулся.