Валерий Есенков - Казнь. Генрих VIII

Ведь он не мелкий немецкий князёк, он английский король. Его пример способен потрясти всю Европу, уже потрясённую Лютером.

Один не справится с ними, понадобится сильный союзник. А кто в таком случае поддержит его? Одни лютеране.

Ссориться с ними не мог, но и вступать в союз не хотел. В борьбе с папой они зашли чересчур далеко. Им мало было отложиться от папы и выгнать монахов. Они уже посягали на самую церковь, отвергали обряды. Им нужны были не прелаты, а проповедник, который толковал бы Евангелие.

Так далеко Генрих идти не хотел и не мог. Английская церковь должна была стать сильнее, чем римская, а вместе с английской церковью должна была усилиться власть английского короля.

Тревожно было на душе, по телу проходила холодная дрожь, государь обхватил себя за плечи, пытаясь согреться.

Генрих встал и присел у камина.

Камин догорал, почти не давая тепла.

Надо было вызвать дежурного и распечь, но никого не хотелось видеть.

Сам поковырялся щипцами в горячей золе и подбросил несколько сухих щепок, приготовлены справа, как он завёл для порядка.

Щепки стали загораться, потрескивать и выстреливать искрами.

Приятно было следить, как зарождался огонь. Не глядя брал берёзовые поленья, аккуратной стопкой сложены слева, и неторопливо, по одному подбрасывал в закрасневшее жерло камина, точно разливалась алая кровь.

Всюду кровь. Сколько её пролилось за двадцать шесть лет, что был королём? Вся Европа по колено в крови.

Только в Англии царит мир.

Пока что царит?

Удержит ли он её от смут и войны?

Огонь разгорался всё ярче. Монарх сидел на низкой скамейке, близко наклонившись к нему, и жаром обдавало лицо.

Когда в первый раз услышал о Лютере, сразу вызвал кардинала Уолси.

Томас Уолси ничего не видел, кроме папской тиары, Казалось, грезил о ней во сне и наяву; знал, чем болен и чем занимается папа, сколько стоит голос каждого кардинала на ярмарке выборов, имя его любовницы, число внебрачных детей и племянников, которым необходимо было дать синекуру. О Лютере Уолси не знал ничего. Монах? В Виттенберге? В Германии? Кому может быть интересен обыкновенный монах?!

Пришлось вызвать Томаса Мора.

Мор состоял в переписке с Эразмом и кое с кем из учёных, там и здесь занятых изучением древних, кто на университетской кафедре, кто в келье монаха. Были отправлены письма. Ответы приходили один за другим. Точных сведений было немного. Лютер в самом деле был тогда обыкновенный монах, и тёмных слухов о нём было больше, чем сведений.

В общем, можно было сказать, что он происходил из очень бедной семьи. Отец его был дровосеком, мать сама собирала хворост в лесу и приносила на спине, чтобы разжечь огонь в очаге и сварить простую похлёбку. Детство проходило в лишениях. Отец, как говорили, был очень крут и воспитание давал кулаками.

Всё-таки, странное дело, Мартина послали учиться, сперва в Магдебург, потом в Эйзенах. Как он учился, установить было трудно. Более говорили о том, что был шалопаем, вместе с другими учениками выпрашивал милостыню у добродетельных горожан, а по ночам не давал им спать непристойными песнями.

Должно быть, какие-то знания он приобрёл. В Эрфурте стал изучать правоведение, намереваясь стать юристом, а не монахом, как этого требовал суровый отец, который к тому времени преуспел и составил состояние. Видимо, у юноши был живой ум. На него обратили внимание почитатели древних литератур. Он с ними сошёлся, но увлекался более не благозвучными стихами Вергилия, а трактатами Цицерона, Сенеки и Тацита, а в университете был привержен схоластике.

Ни схоластика, ни трактаты не насыщали его. В душе жила пустота. В этой пустоте клубилась тоска, порой доводила его до расстройства рассудка.

Наконец Лютер понял, что это совсем не тоска, а жажда Бога. Тогда молодой человек презрел наставленье отца и там же в Эрфурте стал августинским монахом.

Монахом Мартин стал образцовым. Чтением душеспасительных книг, постом и молитвами способен был до смерти замучить себя. Всё своё время отдавал этим занятиям. Нередко проводил целые ночи без сна, стремясь исполнить все предписания. Рассказывают, как будто однажды слишком долго не покидал свою келью. Братия испугалась. Дверь была сломана. Он распростёрт на полу без сознания, душевные и телесные силы были крайне истощены.

С важным видом, скрестив пальцы на большом животе, кардинал Уолси нашёл нужным вмешаться в обстоятельный рассказ Томаса Мора:

— Похвальная ревность в служении Господу. Остаётся только желать, чтобы она распространилась и в Англии.