Валерий Есенков - Ярослав Мудрый. Князь Ростовский, Новгородский и Киевский

«И были три брата: один по имени Кий, другой – Щек и третий Хорив, и сестра их была Лыбедь. Сидел Кий на горе, где ныне подъем Боричев, а Щек сидел на горе, которая ныне зовется Щековица, а Хорив на третьей горе, которая прозвалась по нему Хоривицей. И построили городок во имя старшего своего брата и назвали его Киев. Был кругом города лес и бор велик, и ловили там зверей, а были те мужи мудры и смыслены, и назывались они полянами, от них поляне и доныне в Киеве. Некоторые же, не зная, говорят, что Кий был перевозчиком; был-де тогда у Киева перевоз с той стороны Днепра, отчего и говорили: "а перевоз на Киев”. Если бы был Кий перевозчиком, то не ходил бы к Царьграду, а между тем Кий этот княжил в роде своем, и ходил он к царю, и великие почести воздал ему, говорят, тот царь, при котором он приходил. Когда же возвращался, пришел он на Дунай, и облюбовал место, и срубил городок невеликий, и хотел сесть в нем со своим родом, да не дали ему близживущие; так и доныне называют придунайские жители городище то – Киевец. Кий же, вернувшись в свой город Киев, тут и умер; и братья его Щек и Хорив и сестра их Лыбедь тут же скончались…»

И ни города Киева, и никакого другого города ещё не построилось в те легендарные времена, и презирающий варваров император Восточной Римской империи не имел хоть сколько-нибудь веских причин марать свое царственное достоинство, воздавая одетому в шкуры вождю очередных незваных пришельцев ни великие, ни малые почести, но неизменно, с напряжением всех своих сил выставлял против опасных соседей отлично обученные и отлично вооруженные, закованные в броню легионы. Одна только неопровержимая правда в поэтическом вымысле нашего летописца, охочего до разного рода красивых легенд, прославляющих русское племя: покидая берега Вислы, спускаясь на юг за Дунай, славяне встречаются с Византией, с Восточной Римской империей, которая, вовремя отделившись от Западной Римской империи, погубленной сначала растлением собственных нравов, потом, как следствие, многоплеменным нашествием варваров, не только не ослабела на протяжении первых столетий после рождения Христа, но возвысилась до могущества.

Эта Восточная Римская империя с центром в Константинополе, бывшем скромном, захолустном Византии, по-славянски Царьграде, занимает Балканы, острова Эгейского моря, Крит и Кипр, Малую Азию, Сирию и Палестину, Египет и Киренаику, а также уцелевшие города-государства на северном побережье Черного моря. Всё это самые богатые, самые развитые провинции когда-то могущественной Римской империи, с разнообразно развитым ремеслом, с разветвленной торговлей, с многочисленным населением, с высочайшей культурой позднего эллинизма, которой в свое время великий Рим возмущенно завидовал и силился подражать.

После обширности подконтрольных пространств самое слабое место этого по видимости нового государства заключается в случайной пестроте, в неслаженном разнообразии и разобщенности его населения, не сплоченного ни единством цели, ни единством религии, ни спасительным сознанием отечества, родства если не по крови, то по идее, как не может не быть, если государство создается насилием и грабежом.

Во всем прочем и нарочно трудно придумать более благоприятных условий для всемерного и беспредельного процветания громадной державы, протянувшейся с востока на запад на тысячи верст. Самое место, когда-то облюбованное и неплохо освоенное трудолюбивыми колонистами из Мегары, выбрано императором Константином для новой столицы чрезвычайно удачно. Бывший Византий, довольно скромный и ординарный, превращается в мощную крепость. Она располагается в самой точке пересечения магистральных торговых путей из Азии в Европу и из Черного в Эгейское море. В мастерских Константинополя, находящихся под надежной защитой неприступных оборонительных сооружений, вырабатывают оружие, стекло, предметы роскоши такой изумительной красоты, что они на столетия становятся непревзойденными образцами всего средневекового европейского ремесла.

Благодаря замечательным успехам творчества многих умов и ещё большего множества искусных старательных рук на ведущую роль в пестром разрозненном населении обширной империи вновь выдвигаются оттесненные нахальными римлянами деловитые и просвещенные эллины, греческий язык становится государственным, хотя подданные Восточной Римской империи по-прежнему именуют себя ромеями, то есть римлянами.