Валерий Есенков: Ярослав Мудрый. Князь Ростовский, Новгородский и Киевский

«В те времена существовали и обры, воевавшие против царя Ираклия и чуть было его не захватившие. Эти обры воевали и против славян и примучили дулебов – также славян, и творили насилие над женами дулебскими: если поедет куда обрин, то не позволял запрячь коня или вола, но приказывал впрячь в телегу, трех, четырех или пятерых жен и везти его – обрина, – и так мучили дулебов. Были же эти обры велики телом, а умом горды, и Бог истребил их, умерли все, и не осталось ни одного обрина. И есть поговорка на Руси и доныне: “Погибли как обры”, – их же нет ни племени, ни потомства…»

Не успевают авары передвинуться в придунайские степи и по этой причине бесследно и бесславно исчезнуть из легендарной русской истории, причерноморские степи занимают кочевые булгары, тоже тюркское племя, в стародавние времена увлеченное завоевательным движением гуннов и надолго остановившееся на пастбищах нижнего течения Волги, на западе известное как болгары. Теснимые с востока хазарами, приблизительно половина булгар передвигается глубже на север и заселяет среднее течение Волги, другие, попавши в зависимость к более агрессивным аварам, какое-то время кочуют в ковыльных степях от устья Днепра до устья Дуная, ещё дальше, подобно аварам, оттесняя земледельцев-славян в лесистые пространства между средним течением Днепра и Днестра. Несмотря на отступление восточных славян, Восточная Римская империя не успевает свободно вздохнуть и привести в порядок истощенные, не выходящие из боя войска. В Малой Азии, далеко на востоке, пределы громадной империи тревожат хищные толпы иранцев, в таком количестве и так агрессивно, что все военные силы империи приходится бросить на крайний восточный рубеж. В крепостях по Дунаю и в горных проходах Балкан остается слишком мало защитников, чтобы отражать тысячи и тысячи воинов, что ни год нападающих с севера. Западные славян вновь жестоко грабят Иллирию и Фракию, доходят до так называемых длинных стен, возведенных для безопасности Константинополя императором Анастасием и приносят в чужую, чуждую их представлениям и нравам страну те навыки жизни, которые столетиями приобретались в лесных, разрезанных реками, речками и ручьями чащобах и в непрестанных столкновениях с бессчетными племенами хищных кочевников. Они с легкость преодолевают Дунай и любые другие речные преграды, так что Маврикий Стратег утверждает, будто равных им в этом искусстве он не встречал. Они предпочитают биться в лесах, теснинах, на обрывистых берегах, избегая открытых пространств, ловко пользуются засадами, внезапными натисками, военными хитростями, превосходя византийцев. К такого рода полупартизанской войне отлично приспособлено их ручное оружие: по два коротких копья на каждого воина, поскольку с длинными копьями невозможно развернуться в лесу, деревянные луки с небольшими юркими стрелами, наконечник которых пропитан растительным ядом быстрого действия, лишь немногие имеют щиты, прочные, большие, громоздкие, трудно переносимые с места на место, может быть, оттого, что им удобнее прятаться за деревьями, не прибегая к щитам. К удивлению просвещенного византийца, они оказываются сметливыми и переимчивыми, очень скоро осваивают оружие своих высокомерных противников и пользуются их оружием даже лучше своих невольных учителей, при осаде крепостей применяют машины, берут города.

Что хуже всего для безопасности северных рубежей Восточной Римской империи, к славянам сбегаются посаженные на землю рабы и колоны, недовольные высокими данями, тоскующие по свободе, насильно отнятой греками. Ещё не растеряв в постоянных передвижениях и походах первобытного представления о высоких достоинствах справедливого равенства, они всюду разоряют и грабят богатые виллы византийских рабовладельцев, уже сами затронутые неравенством, они отягощают свои обозы добычей и вовсе не прочь поживиться плодами чужого труда, впрочем, тоже с некоторым проблеском справедливости, так что арендаторам и свободным крестьянам они говорят:

– Выходите, сейте и жните, мы возьмем с вас только половину того, что с вас берет император.

Привыкшие к земледелию, сорванные с насиженных мест только на время поразившего их племенного распада, они сами охотно садятся на землю как свободные землепашцы, но уже отделившись от рода, большими семьями, объединяясь для защиты своих интересов в соседские общины, а потому очень скоро жажда добычи отодвигается на второй план, из заурядных грабителей, какими были и орды кочевников, они превращаются в завоевателей, которые при первой возможности оседают на захваченных землях и все свои силы отдают производительному труду.