Марфа отодвинула бокал. «Маша мне только вчера сказала, когда я ее в кабинете застала. Травы она у меня искала, чтобы дитя скинуть».
– Поздновато она об этом задумалась, – нехорошо рассмеялся Степан. Марфа невозмутимо молчала.
– Я ее оставлю с мальчиками еще на два года, а как минует им восемь лет, дак я их заберу.
– А Маша? – еще более осторожно спросила Марфа.
– Пущай идет, куда хочет, ее судьба меня менее всего волнует, – Степан помолчал:
– Я найду куда пристроить ее ублюдка ее, но не здесь, а в Лондоне. Но только чтобы она не знала где.
Марфа сжала маленькую руку в кулак:
– Степан, ты что, умом тронулся! Ты как смеешь у матери дитя забирать!
– Я его воспитывать не собираюсь, – отрезал Степан, – но Майклу с Ником пока нужна хоть такая мать, – он горько рассмеялся.
Марфа, несмотря на свой живот, неожиданно быстро поднялась.
– Ты сам Петра уговаривал меня принять со всем приплодом, сказала она, – дак что же ты Машу на вечное несчастье обрекаешь!
– Она сама себя на него обрекла, зачав блудить, – Степан тоже поднялся.
Сестра была много ниже его, но Ворону показалось, что она, словно львица, сейчас бросится на него. Зеленые глаза яростно сверкали.
– Ты Машу шестнадцатилетним ребенком взял, – угрожающе сказала Марфа:
– Ты подумал, что бедная девочка ничего, кроме деревни, не видела? Молчи! – увидев, что Ворон открыл рот, она подняла руку.
– Со мной ты ее не равняй. Хоша я с детства на золоте ела и на серебре спала, но меня родители ровно клинок булатный закалили, посему я и не сломалась. Маша тебе в руки попала испуганной, одинокой, а ты, взрослый мужик, надел ей кольцо на палец и оставил. Ты когда после свадьбы в море ушел? – прищурилась Марфа.
– Через месяц, – неохотно ответил Степан.
– Дак что ты хочешь? Ты за десять лет дома сколько провел – год, ежели все сложить? Али еще меньше? – Марфа вскинула твердый подбородок:
– У мужчин, Степа, шлюхи есть. Ежели ты женат, но и к шлюхе ходишь, никто тебя не обвиняет, правда ведь? – сестра требовательно смотрела на него.
Ворон молчал.
– Нам, бабам, что делать? – Марфа вздохнула:
– Да зачастую и не постели хочется, а посидеть рядом, поговорить, поласкаться. Ты с Машей разговариваешь?
– Об чем с ней разговаривать? – в сердцах отозвался Степан. «О детях только, более она ничего не знает».
– Какой дурак, – простонала Марфа, опускаясь в кресло. «Господи, какой дурак! Ты почему со мной о политике говоришь?»
– Потому что ты про сие знаешь, – устало ответил ей брат.
– И Маша знает! И про книги знает, я говорю с ней. Ты приезжаешь, играешь с детьми, она тебя обихаживает, а ты и слова не скажешь, словно она безъязыкая, – Марфа все еще глядела на него:
– Ты муж, глава семьи, Евангелие им толкуешь, а в Евангелии сказано, что Мария у ног Иисуса сидела, и он с ней разговаривал! Что же ты за христианин, ежели Иисус тебе не пример? Даже в гареме, Степа, султан с бабами говорит, поверь мне! – она усмехнулась. «Там баб поболе, и не все они умные, как я, али жена твоя».
– Такая умная, что блудить начала, – не сдержался Степан.
– Я не говорю, что нет ее вины, – серьезно сказала Марфа, – есть. Но и твоя тоже есть. Ежели ты сейчас Машу выгонишь, дак сие тебе отольется. Сказано от Писания, кто из вас без греха, тот первый пущай бросит в нее камень. Ты без греха, Степа?
В комнате повисло тяжелое молчание.
– Я – не святой, Марфа, – наконец, сказал Степан.
– Дак никто не святой, милый мой, – вздохнула сестра.
Он поднялся: «Поеду в Лондон».
– Поешь, ради Бога, – устроившись на подлокотнике Машиного кресла, Марфа держала на коленях тарелку. «Или попей хоша, ребенок ни в чем не виноват, ты о нем подумай».
– Дети как? – Маша жадно выпила полный кубок сидра:
– Я налью, – Марфа остановила потянувшуюся за графином невестку, – ты сиди спокойно. Дети хорошо, спать легли. Он уехал.
– Куда? – Маша побледнела.
– Сказал, что в Лондон, – Марфа задумалась, – а ты пока складывай корзинку, что на первое время нужно. Я тебя завтра к себе домой отвезу. Там и родишь, и живи сколько хочешь.
– Степан тебя убьет! – ахнула невестка.
– Знаешь, милая, – жестко сказала Марфа, – кабы не дед мой, и не родители, упокой Господи души праведников, дак ничего бы сего не было, – она обвела рукой опочивальню, – потому как твой муж на колу бы торчал, а мой в остроге бы издох, и не спас бы их никто. Не Воронцовым указывать, что мне, Вельяминовой, делать.
– Но сие не твой дом, ты ведь за Петей замужем. Коли ты замужем, дак ничего своего нет, все мужу принадлежит, – измученно сказала Маша. «Закон такой».
Читать дальше