Нелли Шульман - Вельяминовы. Начало пути. Часть первая. Том третий

– Ты думаешь, что обеты, друг другу принесенные, они только слова? Ты обеты нарушил, теперь и смотри, что получилось. Иди, попроси у нее прощения, и прекращай блуд. Ты деньги на общины даешь, но от заповедей Господних золотом не откупаются, Стивен. Будь, наконец, взрослым человеком. Седина у тебя в голове, дети растут, – они долго молчали.

– А что с ребенком? – Степан понял, что и так все знает.

Старик похлопал его по плечу: «И кто примет одно такое дитя во имя Мое, тот Меня принимает».

– Спасибо, – Степан встал, – я поеду домой».

– Я помолюсь за вас и за дитя ваше, – сказал ему на прощанье Джон Фокс, глава пуритан Англии.

Он спешился, не доезжая усадьбы. Привязав лошадь, Ворон спустился к темной реке:

– Я сам виноват, – понял Степан, – надо было поговорить с ней, и не так, как я сделал, – он покраснел, – а ласково, как я умею. Зачем я тогда венчался, жил бы один, и все. Прав Фокс, давши клятву, ее исполнять надо. Был бы мой отец жив, он бы меня за такое по голове не погладил.

С востока дул пронзительный ветер. Степан вздохнул:

– Даже могил семейных не осталось, чтобы прийти на них. Хватит рушить, не для сего мы с Петькой выжили. Строить надо.

В окне Машиной комнаты горела единая свеча.

В детских стояла тишина. Тео дремала, прижавшись щекой к «Смерти Артура» сэра Томаса Мэлори, что он привез из Лондона. Степан вытянул книгу. Поворочавшись, девочка заснула еще крепче. Лиза раскинулась рядом, будто ангелочек.

У мальчиков Ворон понял, что Ник и Федя сегодня дружат против Майкла. Парни заняли одну кровать, Майкл расставил подушки вокруг своей.

– Завтра все изменится, – улыбнулся Степан. Он постоял немного, слушая дыхание детей.

Осторожно постучав в дверь Машиной спальни, Ворон увидел на пороге Марфу. Невестка, в халате на соболях, щурилась, держа подсвечник.

– Иди к себе, – Степан прикоснулся губами к ее лбу.

– А… – открыла рот Марфа.

– Иди, – Степан взял свечу, – дальше я сам.

Жена так и сидела большом кресле, положив руки на живот, будто охраняя его. Вернув подсвечник на стол, Ворон долго смотрел на ее склоненную, темноволосую голову.

– Прости меня, – сказал он, – я был неправ. Иисус учит, что никто не безгрешен, а как я могу тебя обвинять, ежели сам перед тобой виноват?

– Я знаю, – сказала Маша.

– Как? – его губы заледенели, словно на жестоком морозе.

Жена подняла голову. Ее глаза опухли, по щекам катились слезы.

– Когда ты приезжал той осенью, что мальчикам год исполнился, – горло, закрытое скромным воротником платья, дернулось, – я потом заболела.

Если бы Ворон мог, он бы закончил свою жизнь прямо сейчас, не смея взглянуть на нее. Тогда он вылечился быстро. Пожурив его за неосторожность, судовой хирург пообещал, что к Плимуту все будет в порядке. После той болезни он больше не рисковал портовыми шлюхами. Он брал дорогих и надежных женщин, стоивших потраченного на них золота. Больше у него ничего такого не случалось.

Я тебя не виню, – сказала тихо Маша. «Ты мужчина, у вас так принято». Ни одна из его ран не приносила такой боли, как ее простые слова.

– У меня давно все в порядке, Степа, – она запнулась, – но врач сказал, что я больше не смогу понести. Видишь, – она горько усмехнулась, – как вдруг получилось…, – жена отвернулась. Он заметил рядом с креслом сложенную корзинку.

– Завтра я уеду, – сказала Маша, – кольцо твое я сняла, оно в шкатулке. Если…, – она прервалась, – если со мной все будет в порядке, ты разрешишь мне видеть мальчиков? Хоть иногда.

Он молчал, пока рвалось на части все, что еще оставалось живым внутри.

– Я не знаю, как мне просить у тебя прощения за все, – ответил Ворон, – я не знаю, примешь ли ты меня обратно. И я ничего, никогда у тебя не спрошу. Но если ты уйдешь, у меня больше не будет дома.

Он положил руки на ее теплые плечи:

– Ты часть меня, Маша. Твои дети, и мои дети тоже. Что бы с тобой ни было, ты часть меня.

– Поцелуй меня, – Маша прижалась щекой к его руке.

– Я не могу, – Ворон обнимал ее, – сначала мне все рассказать…

– Не надо, – Маша сама поцеловала его, – не надо, любимый. Просто будь со мной.

Свечи догорали, в комнату вползал серый рассвет. Степан прижал ее к себе поближе:

– Когда дитя родится, я больше в море не пойду.

– Как! – ахнула Маша.

– Не совсем, – поправился Степан. Маша улыбнулась: «Наймусь капитаном, ходить в Голландию али Германию».

– Тебе же скучно будет, – удивилась жена.

– Зато я всегда останусь рядом с вами, – Степан провел губами по ее нежной спине. «Черт с ними, с деньгами, всех не заработаешь. Семья важнее». Маша повернувшись, поцеловала его: «Ты прости меня, Степа. Я плохо поступила с тобой, очень плохо. Прости».