Олег Свешников - ПРОЩАНИЕ СЛАВЯНКИ. Книга 2

Далеко загорается в небе звезда,

Далеко до могилы твоей. Сознавать это больно.

Навсегда, навсегда, на века, на века

Безвозвратно в планету уходят любимые люди.

Снова ночь на глаза мои тьму навела.

И закрыла весь мир, и в душе одиночество будит.

Александр Иванович знает его. И, не пряча, не стесняясь, слез, читает тоже:

И ничем я тебе не сумею помочь.

Если даже я в землю уйду за тобой добровольно.

Только тьма над землей. Только ночь. Только ночь.

Только вечная ночь! Сознавать это жутко и больно.

Помолчав в трауре, я спросил:

─ Скажи, боишься умереть?

─ Боюсь. Мне страшно умирать, зная, что у России разрушено бессмертие. Хочу увидеть светлость! Я, Олеко, воевал за Россию. И пахал за Россию! Выходит, все зря? И жил зря? Без смысла? Зачем же я был на земле? В своем времени? Для чего? Птица в небе ─ смысл! Зверь в лесу ─ смысл! Я на земле, где смысл? В чем он будет? Что я без Отечества? Я ее правда, ее боль, ее печаль, ее радость. И ее воин! Теперь, оказывается, никто. Жил! И не жил! Сиротливо мне на земле, да. Но и в бессмертии будет еще сиротливее. Осмысливаешь мою печаль?

Мне оставалось вселить веру:

─ Поднимемся, Александр Иванович. Мы есть руссы с бессмертным именем! В тебе живет великий смысл ─ты спас Россию! Как Александр Невский,

Дмитрий Донской,

Минин и Пожарский,

как Александр Башкин и русское воинство! Спасли в самом страшном, двадцатом веке!

Что делать? Так руссу выпало! История Руси есть история страдания и битв. Все века живем в тревоге, ратном напряжении. То в падении, то в воскресении! Духовные силы не истощились. Они есть, они неисчерпаемы. И пока затаились в глубине человеческого сердца, ждут крепости, мудрости и зова к топору, к справедливости! Ты прав, русского народа в крепости, в соборности не существует! Русские люди живу отдельно, сами в себе, чуждыми звездными мирами! И не мудрено! Слишком много легло в братские могильные курганы! Гражданская битва, голод, Великая Отечественная! В сложности легло в Мавзолеи пятьдесят миллионов! Если взять семью русса, где пять чад, пять Солнц не предел, то получается, за век мы потеряли целую Русь! И погибали в битве, в бунте лучшие, лучшие!

Сколько надо восполняться?

Жила бы Русь, а народ воскреснет! И в душе народа мечутся печали Стеньки Разина, копится и зреет сила! Я сам слышал, как в народе говорили: Попили кровушки на Руси пришельцы-Иуды, и еще попьют!

Да, народ терпит насилие завоевателя, но он слышит себя, слышит жизнь, ее боль, ее глумление над душою Русскою! Он не отдаст пришельцу свою правду, свою справедливость, чем жили вы, чем жили руссы при великом князе Владимире Красное Солнышко, при Минине и Пожарском!

Русь жива!

И будет жить!

И будет жить, ибо вы спас ее!

Ты и русское воинство!

Спасли, как герои из былины!

Какой еще нужен тебе смысл? Ты есть святая история Руси, ее воин, ее правда, ее бессмертие. Вы неотсоединимы! Как мать и сын, ибо у вас одно сердце! Так что, оставь свои печали!

Время шло к ночи, на кладбище быть стало просто страшно, за каждым кустом появились загадочные свечения, и я по трауру произнес:

─ Остается выпить на посошок!

Воин Руст взял стакан и лукаво спросил:

─ За Минина и Пожарского?

Я отозвался в лад:

─ Несомненно, за Минина и Пожарского! И за русское соборное Воскресение!

Едва мы вышли из ворот кладбища, как мимо по лугу бешеною пленительною рысью пронесся табун лошадей, земля гнулась и гудела от громового топота. Его гнали мальчики, важно восседая на вороном коне, хлестко прищелкивая кнутами, по-разбойничьи подсвистывая, гнали в ночное за реку Мордвес. Как раз сгустились сумерки, ярче засверкали небесные звезды, и получалось, что по Руси неслись-мчались голубые кони.

Александр Башкин невольно остановился, залюбовался.

Не его ли кони?

Не из ли юности?

Он и сам не меньше, чем его ратники, осознавал, не его это дело, не артиллерийское. Больше того, он совершал военное преступление. Нельзя в бою летчику оставлять самолет, танкисту танк, моряку корабль и по своей воле, по стихийному желанию идти с пехотою в атаку. Нельзя оставлять орудие, рисковать боевым расчетом! Узнай о его прегрешении новый командир батареи капитан Иван Федорович Помоталкин, мог бы и расстрелять сгоряча. И расстрелял бы, окажись рядом. Но и пехоту он не мог бросить. Не мог обречь ее на бессмысленную смерть. Не ему, так Зарембе брать амбразуру штурмом. Никто не выживет. Он, получается, станет их убийцею. Позволит так совесть? Не позволит. Изменишь ей, проявишь силу, будет потом мучить всю жизнь. И всю жизнь будут сниться ребята, погибшие по его вине.