Олег Свешников - ПРОЩАНИЕ СЛАВЯНКИ. Книга 2

Александр Башкин то измерение, когда в одном человеке живет сила и величие русского народа!

Александр Башкин то измерение, когда в одном человеке

живет великая Русь!

I

Неизмеримо, неисцелимо устав от битв, от страдания, от скорби, быстро и стыдливо-незаметно сошел с земли двадцатый век.

человеческая обреченность,

и,конце концов, Россия оказалась на краю гибели. Но боги Руси не дали чужеземцам поднять Русь на мечи!

раскинув бесчисленные костры Джордано Бруно по земле Руси

Унося пиршество боли,

Ушел в историю.

В человеческую печаль и память.

Мы на родине Героя ─ в деревне Пряхине!

Деревня как деревня. Стоит на взгорке, у реки. Вокруг простираются поля с зеленым половодьем зреющей пшеницы, травостойные луга с медовыми запахами клевера, березовые рощи, густые леса. Избы под тесом стоят в две улицы, разделенные рекою-голубицею. Над всем густится вечная, древняя, загадочная тишина. Не слышно даже лая собак. Стоишь на взгорке, всматриваешься в деревню с избами, жердяными изгородями и огородами, с полынною околицею, и будится в душе ощущение ее сиротливости, заброшенности, безрадостного одиночества. Во всем видишь земное, человеческое отречение.

Дом Башкина ничем особым не разнится. Высится на берегу реки, на самом перекрестье дорог. Крыша тесовая, островерхая, сама изба ─ загляденье, лес по стенам обтесан тщательно, бревнышко к бревнышку, видно, что ставили ее мастеровые и с любовью. И для красоты жизни, и для уюта. Изба просторная, разведена на комнаты, с высоким потолком, светлая. В горнице раскидистая печь, прикрытая прокопченною заслонкою, полка для посуды. В углу ее божница с иконою святой Богоматери. В потолке крюк для лубяной зыбки. В жилище просторно. Пахнет топленым молоком, свежеиспеченным хлебом. В доме давно не живут, но колдовские, деревенские запахи все еще не выветрились, целительно и требовательно излечивают грусть-тоску, чувство одиночества, неумолимую сиротливость на земле.

Из окошек видны речка, яблоневый сад, он густо зарос малинником, крапивою, дикою коноплею; деревенская улица и пыльная заезженная дорога, какая уходит в небо. Под горою течет речка, где певуче плещутся гуси. Здесь и жили его дед Василий Трофимович, бабушка Арина, его отец Иван, мать, братья и сестры. И сам Герой.

Александр Башкин на все взирает смиренно, без волнения, но с особою задумчивостью. Мне же все драгоценно. И лубочная картина с лебедями на стене, и скрипучие половицы, не раз

истоптанные, пошарканные, и малинник в саду, и по-человечески одинокая, печальная яблоня с гордою завязью плодов, и осиротевшее, неочищенное лошадиное стойло, и тропки у дома к реке и к ветлам. Здесь бегало его детство, куда оно ушло, куда скрылось? В чье сердце переместилось?

В мальчике жила первобытно-языческая любовь ко всему живому. Он мог увидеть таинство в облаке, в тени цветка, в соломинке, гонимою ветром, в птице, какая стремится ввысь. Забирался на ветлы, но гнезда не разорял. Спас от гибели вороненка, что выпал по баловству, по любопытству из зеленого жилища. Учился хорошо, тяжелодумством не страдал. С семи лет пахал на Бубенчике землю, ходил с кнутом через плечо пасти коровье стадо, водил коней в ночное. И не раз стоял отроком у реки, думая о жизни, о далеком предке, о Руси.

О, юность! Как хорошо и дивно пробежаться по крутым тропам твоим! Возьми в полон, в сладкое рабство, напои любовью те дни, и счастливые и скорбные.

─ Ну что, Олеко, увидел мое детство? ─ тихо спросил Башкин и невольно смахнул слезу.

─ Увидел и благословенно, по Христу, прочувствовал!

─ И крестьянские поля видел?

─ Видел и пашни, украшение и величие земли!

─ Я собирался стать пахарем, но стал воином! Я не думал, что вернусь живым с поля битвы. Вернувшись, не думал, что проживу больше, чем пять лет! Я вернулся с пожарищем в сердце! И ждал, когда лютые, сумасшедшие костры отгорят, распадутся на уголья и пепел! И можно будет пусть мгновение пожить на Руси по покою. Тогда и умирать было бы сладко! Но лютые костры Джордано Бруно все горят и горят во мне, а пиршество боли, пиршество слез за жизнь, за Отечество совершенно не исчезают. И, как видишь, живу, ибо боги Руси, похоже, не желают, дабы я взлетел одиноким журавлем в небо, в свою вечность!

Я проявил наивность:

─ Почему не желают?

─ Считают, мало помучился на земле. Не выбрал свое.

Я не согласился:

─ Ты прошел все девять кругов ада по Данте! Куда еще больше? Всем, кто жил и ушел, Мефистофель дарует только один круг ада! Только один!